Минуты две-три полковник молчал. Сорока между тем, устроившись на спинке стула, раздраженно чистила перья.

Наконец Себастьяно Проколо сказал:

— Погода стоит жаркая. Духота.

— И правда, — ответила сорока, смутившись. — День выдался жаркий.

— Да, — согласился полковник. Потом они еще некоторое время смотрели в упор друг на друга, не вымолвив больше ни слова. Птица осуждающе покачивала головой.

Сорока не солгала.

Бенвенуто лежал посреди поляны, под лучами палящего солнца. Его приятели убежали. Маттео потрепал мальчика по голове, взъерошив волосы, и привел его в чувство. Бенвенуто тихонько застонал и открыл глаза.

— Так часто случается, — сказал ему ветер, — даже если правда на твоей стороне. Знаю не понаслышке. Как бы то ни было, ты молодчина.

— Эйолалии! — прокричала с вершины ели довольно крупная птица, каких в долине не водилось. — Эйолалии! Небо и земля поменялись местами, реки перешагнули через горы! Неслыханное дело, ветер Маттео утешает детишек, неистовый ветер Маттео, наводивший страх на всю округу. Не верь ему, мальчуган!

— Не будь ты птицей, уж я бы тебе задал… — прошипел Маттео.

— Птицей? — пролепетал Бенвенуто, все еще лежа на земле.

— Проучил бы я его, не будь он птицей… Однако птицы не боятся нас, ветров. Сильнее дуем — выше они поднимаются. И ничего тут не поделать. Разве что застать их врасплох. Но теперь… теперь мне пора… а ты беги домой… сюда, я слышу, летит Эваристо.

И правда, приближался Эваристо, новый хозяин долины. Маттео, по вполне понятным причинам, предпочел избежать встречи с ним и помчался в Сухой Дол, служивший ему отныне пристанищем.

Эваристо прилетел сообщить обитателям Старого Леса свежие новости. Следует отметить, что несколькими днями ранее ветер учредил этот обычай — к огромной радости всех растений, зверей и гор. Взяв в расчет соображения пользы и занимательности — а это, безусловно, был подход современный, — Эваристо заручился помощью мелких ветерков из соседних долин, находившихся в его непосредственном подчинении: они кружили по окрестностям и собирали вести о недавних происшествиях, а потом Эваристо посылал их докладывать обо всем жителям чащи. В сущности, это не требовало от него больших усилий; в лесу же нововведение было встречено с восторгом. Порой (а именно так и случилось в тот день) Эваристо все-таки удавалось побороть лень, и он разносил новости сам.

Неудивительно, что он частенько появлялся со своей сводкой в Сухом Доле, который облюбовал Маттео, — Эваристо хотелось позлить соперника, показать, сколь велик его авторитет. К чести Маттео нужно сказать, что вел он себя безупречно, с большим достоинством, и от него ни разу не слышали брани или колкостей в адрес Эваристо.

— Свежие новости! — насвистывал Эваристо, проносясь над Старым Лесом, и сотни птиц, маленьких и крупных, слетались послушать его. Бенвенуто, придя в себя, сел и стал ощупывать подбородок, который ныл от сильного удара.

— «Поздравляем долгожителя», — начал Эваристо. — С удовольствием напоминаю, что сегодня день непростой: Просперитасу, вашему собрату, исполняется полторы тысячи лет, эта ель старейшая из старейших в долине. Он простоял пятнадцать веков и непременно простоит еще по крайней мере столько же. Просперитас высокий и могучий, на нем нет противных лишайников, корни у него в превосходном состоянии и шишек на ветвях каждый год — не счесть. Пусть его слух услаждают соловьиные трели — надеюсь, так оно и будет, — а ласковые весенние ветерки скрасят его дни.

«Беда на болоте Мосто». Минувшим утром на краю болотца Мосто, что в двух километрах от Нижнего Дола, случилось печальное происшествие. Восемь желтобрюхих жаб — одно из самых уважаемых семейств в округе — подверглись нападению сокола и одна за другой преставились в небесах.

«Умерла река Лампреда». Этим знойным, засушливым летом погибла речка Лампреда. Она достойна всяческих похвал, упрекнуть ее не в чем: нрав у Лампреды был кроткий, она прожила честную жизнь, никому не причинив зла. Грустная подробность: в пересохшем русле осталась лишь лужица, которая уменьшается день ото дня, и в грязи барахтается форель, обреченная на неминуемую гибель.

«Убийство». В садике перед зданием ратуши в поселке сегодня в полдень на листе настурции была обнаружена обезглавленная оса. Расследование показало, что бедняжка варварски убита своей подругой, мотивы преступления неизвестны.

«Научное открытие». Протерво, мудрый глухарь из лесов долины Тибола, на днях совершил научное открытие, способное изменить наш взгляд на природные явления: ему удалось вывести закон чередования периодов жары и холода в зависимости от положения солнца на небосклоне. Протерво назвал его законом смены времен года. Завтра утром на горе Анания, на высоте 985 метров, он разъяснит суть открытия всем желающим.

«Разоблачение двух пугал». В результате долгого и тщательного исследования удалось выяснить, что двое грозных стражей, которые охраняют пшеничное поле в Фенкине, — всего лишь пугала. Это уже пятнадцатое по счету разоблачение, совершенное птицами за лето. Особых похвал достойна синица Мариетта — она осмелилась пролететь всего в паре сантиметров от устрашающих фигур и обнаружила уловку, так что теперь у птиц нет повода для страха и беспокойства. После того как эту весть объявили во всеуслышание, на поле стали кормиться целые стаи пернатых.

При оглашении этой новости птицы, сидевшие на ветках, принялись громко щебетать, выказывая свою бурную радость.

— Есть еще одно известие, — сказал Эваристо. — Вчера неподалеку от Нижнего Дола был замечен человек на телеге. Он высокого роста, в черной широкополой шляпе и едет на странной телеге, которая представляет собой длинный ящик, выкрашенный в черный цвет, на четырех огромных колесах; эту диковинную конструкцию тащит большая лошадь с важной, горделивой поступью. На вопрос, что находится внутри ящика, человек отвечать отказался. Вот так, не спеша, он пересекает долину в неизвестном направлении.

Доложив обо всех происшествиях, Эваристо затих. Птицы еще ненадолго задержались у поляны, обсуждая новости, а потом упорхнули в глубь чащи.

Бенвенуто побрел к дому. Он вернулся около пяти; на крыльце стоял полковник, и они обменялись, как всегда, скупым приветствием. Уже в дверях мальчик заметил грузную мышь — она притаилась всего в нескольких сантиметрах от Проколо — и сразу узнал в ней ту, что приходила по ночам спать в его матрасе.

— Дядя Себастьяно! — окликнул он. — Сзади тебя мышь!

Полковник обернулся и сказал:

— Да, сзади, ты прав. — И прикрикнул резко: — А ну, пошла вон отсюда!

Мышь юркнула в нору.

— Почему ты не пнул ее? Ты должен был убить ее, подлую тварюгу, да, должен был.

— А ведь верно, — согласился Себастьяно Проколо. — Следовало пнуть ее.

Однако было ясно — и Бенвенуто сообразил сразу, — что полковник остерегался убивать мышей или, по крайней мере, не спешил избавиться от них.