– Ваша тетя приказала дышать воздухом.

– Тетя любит приказывать, но она очень добра и мягкосердечна.

– Я так и подумал, – галантно сказал Игорь. Лида спустилась с крыльца, медленно пошла по дорожке. Игорь последовал за ней, примечая около ворот скамеечку. Над ней нависали длинные стебли золотых шаров, холодных осенних цветов – без запаха, без души.

Лида аккуратно – платье бы не помять – присела на скамейку, на самый край, разрешающе кивнула Игорю. Тот, внутренне усмехаясь – церемоний-то сколько! – сел рядом.

– Вы правда от дяди Гриши?

– Конечно. Он вам привет передавал, – соврал Игорь, чтобы поддержать беседу.

– Спасибо, – серьезно сказала Лида. – Как он себя чувствует?

– Здоров.

– Он такой смешной!

Ничего себе определение для Пеликана…

– Вы находите?

– Он все время шутит. Как-то ко мне девочки пришли из класса, так он нас весь вечер развлекал. Я вам скажу по секрету: в него две девочки даже влюбились.

Интересно: она и впрямь такая инфантильная или притворяется? Ее ровесницы у Игоря в классе – та же Наталья, например, – куда взрослее… Да, кстати, а сколько ей лет? Так прямо не спросишь, неудобно, еще чего доброго обидится…

– Вы в гимназии учитесь?

– До сих пор училась. В женской гимназии на Лялином спуске. А теперь не знаю. Мы туда ходили, а она закрыта. И неизвестно: откроют или нет. Все-таки война…

– Все-таки?

– У нас в городе тихо. Стреляют редко, только в последние дни стали чаще. Но это там, в центре…

В центре – значит, не у нас. Значит, мимо, никакой войны на нашей улице нет. Хорошо рассуждает.

– А в каком вы классе?

– В восьмой перешла.

Быть того не может! Что ж, ей четырнадцать всего?.. Вспомнил: у них классы не соответствуют современным. В гимназии, кажется, учились восемь лет, а до того – приготовительное училище. Сложная система… Представил, как они сидят, – со стороны. Чинно, прилично. Еще бы горсть семечек…

– А не пройтись ли нам в центр?

Хорошо, что не сказал «прошвырнуться»…

– Я не знаю, надо спросить у тети Сони. Подождите, я сейчас.

Побежала к дому. Все-таки длинное платье сдерживает, дисциплинирует. Наташка в своих джинсах сейчас отмахала бы до крыльца в четыре прыжка и не прикидывала бы: женственно это или нет… А может, зря он о Лиде так думает: инфантильная, чуть ли не дурочка? Зря, зря. Иное воспитание, против него не попрешь. У них в гимназии классные дамы зверствуют. На переменках девицы небось парами ходят, учат их, что девушка должна быть скромной, застенчивой, политикой не интересоваться, – это дело мужское, грубое, грязное…. Лида еще ничего, молодец. Разговаривает – не жеманится. Ее педагогессы, увидев идиллическую картину «Он и она на скамейке», за головы схватились бы: как так, сама к мужчине подошла, сама заговорила?! Ах какой позор, какой моветон!.. Лида бежит. Сияет.

– Тетя Соня сказала – можно. Только недолго.

– Мы недолго.

Пошли, как братик с сестричкой. Иванушка с Аленушкой. Только за руки не держались. С Губернаторской свернули на Польскую – Игорь прочитал табличку на угловом доме. Такая же тоскливая, как Губернаторская. Игорь довольно живо представлял себе старую Москву: отец собирал московские карты, планы, путеводители, открытки, любил подолгу – по определению мамы – «мусолить» их и Игоря к тому привлекал. Но маленький провинциальный городок начала века Игорь видел впервые. Зрелище, надо сказать, не вдохновляющее. Улица грязная, ветер кружит по мостовой какие-то бумажки, папиросную коробку, обрывки газет, первые облетевшие листья. Ну это понятно: дворников мало осталось – «все-таки война», если использовать Лидино выражение, а до того еще были и Первая мировая и революция: столько потрясений для простых работников метлы. Булыжная мостовая – неширокая, впору только двум экипажам разъехаться, но прочная, если впоследствии асфальтом не зальют, сто лет простоит, ни один булыжник не выскочит.

Дома на Польской улице маленькие: больше двух этажей ни в одном нет. Архитектура без излишеств: стена дома, стена забора, стена дома, стена забора, в заборах – калитки, над калитками – деревянные венцы. Где с резьбой, где без оной.

С Польской вышли на улицу с пышным именем – «Трехсотлетия дома Романовых».

– Наша центральная, – сказала Лида.

Оно и видно. Магазинов полно. Игорь вертел головой, стараясь ничего не пропустить. Лида удивленно спросила:

– Вам нравится?

Есть чему удивиться: москвич, а в восторге от провинциальной торговлишки. Кое-как выкрутился:

– Мы с Павлом Николаевичем так давно в города не заходили, что мне все внове кажется.

Игорь жадно читал вывески. Про себя, конечно. «Скобяные товары бр. Кустовых». «Булочная О. П. Тарутина». «Головные уборы. Парижские модели. Только у нас». «Книжная торговля отца и сына Вапецких». Вот куда бы зайти, порыться в книгах. Сколько там сокровищ для библиофила… Нельзя. Даже если бы деньги были – а их, увы, ни копья! – и то ничего не купишь: не перенести из времени во время… «Кинотеатр «Одеон». Сегодня и ежедневно: жгучая драма из жизни полусвета. С участием Веры Холодной и Ивана Мозжухина».

– Вы смотрели?

– Что?.. А-а, кино… Нет, не пришлось.

– А я два раза смотрела. Так захватывающе…

Позвольте усомниться. Показать бы девушке Лиде самый примитивный широкоформатный фильм – какой бы эффект был?

– Воображаю, что сказала бы Анна Карловна, если бы увидела нас сейчас… – Лида засмеялась, видимо, представив себе неведомую Анну Карловну.

– Кто такая Анна Карловна?

– Наша классная дама. – Помолчала, явно борясь с собой, добавила: – Индюшка надутая… – И быстренько взглянула на Игоря: как он реагирует? Не шокирован ли?

Игорь был скорее обрадован, а никак не шокирован. Живая нормальная девушка. Симпатичная, веселая. Ну до чего ж ее воспитанием добили – слово в простоте боится сказать.

– Да еще и дура, наверно. – Игорь злорадно довернул гайку.

Засмеялась:

– Ой, верно! Дура дурой.

Так-то лучше. Совсем ожила смольная воспитанница. Вернее, с этого… как его… с Лялиного спуска. Звучит попроще, нежели Смольный, но ведь и городок – не Питер.

Игорь смотрел по сторонам и ловил себя на странной мысли. То, что он видел в городе – дома, вывески, люди на улице, извозчики, – все казалось знакомым, ничем не отличалось от того, что представлял он, читая книги, где действие происходило в таких же городишках. Не отличалось увиденное и от скрупулезно выверенных декораций многочисленных фильмов, просмотренных Игорем. Чужая память, подсказавшая ему место действия, плотно смыкалась с собственной, хотя и тоже благоприобретенной – из тех же книг и фильмов, а значит, все-таки чужой. Ясно одно: ничего нового, незнакомого, впервые узнанного Игорь не углядел. Еще один парадокс путешествия в прошлое. Парадокс Бородина, ибо технически его путешествие не имело ничего общего с классическими, описанными в любимых Валеркой Пащенко романах. А каким оно было – о том знал только Игорь.