— Государь, позволите ли обратиться к нашим гостеприимным хозяевам? — спросила я, согласно этикету.

— Спрашивайте, ваше сиятельство, — кивнул Ив.

Я улыбнулась обоим Меритам сразу. Мой взгляд прошелся по хозяйке поместья. Она показалась мне внешне приятной женщиной. Красавицей я бы ее не назвала, но черты помещицы были мягки и гармоничны, пожалуй, немного портил лицо женщины тяжелый подбородок, но в остальном она была очаровательна. И короткие кудряшки светлых волос, не попавших в аккуратный пучок на затылке, и милый румянец смущения, игравший на щеках, и чистые васильковые глаза – всё это мне нравилось. А ее округлый живот, выдававший положение госпожи Мерит, вызвал даже умиление.

— Это ваш первенец? — спросила я.

Помещица накрыла живот ладонью и смущенно улыбнулась:

— Это наш третий ребенок, ваше сиятельство, — ответила женщина. — Нашему старшему сыну исполнилось десять, дочери – семь.

— Как мило, — ответила я искренне. — И кого же ожидаете в этот раз?

— Это решать Богам, — сказал господин Мерит. — Кем бы он ни был, мы уже любим его, ваше сиятельство.

— Хорошо сказано, господин Мерит, — произнес король, промокнув уголки губ салфеткой. Он посмотрел на меня: — Ваше сиятельство, помнится, вам не терпелось добраться до поместья.

— Да, государь, — я покорно склонила голову, однако к завтраку так и не приступила. — Скажите, господин Мерит, как обучаются ваши дети?

— Сыну преподает приглашенный учитель, — ответил хозяин усадьбы. — А Глэди будет сама учить нашу дочь. Она прекрасно образована и потому даст девочке всё необходимое.

Я окинула госпожу Мерит задумчивым взглядом. Она была приятной женщиной, но отчего-то мне казалось, что ее прекрасное образование заканчивается на шитье и варке варений. Возможно, она знала какой-нибудь язык, а может даже умела танцевать несколько танцев и музицировать, однако этого было явно недостаточно, чтобы назвать образование прекрасным.

Кивнув с улыбкой чете Мерит, я, наконец, взялась за столовые приборы. Сами они, должно быть, успели позавтракать, а может попросту стеснялись садиться с нами за стол, и, чтобы не порождать еще большей неловкости, неволить их не стали. Дальше беседу вел Его Величество, пока я насыщалась. В разговор я не вмешивалась, потому как мой рот был сейчас занят, но слушала внимательно, чтобы составить о супругах мнение не только по их внешности, но и потому, как отвечали, как держались, и какие темы готовы были поддержать. К окончанию разговора я утвердилась в том, что вывод о поверхностном образовании был верен.

Впрочем, это было вполне обычным делом. Чем дальше от столицы, тем меньше знаний было и в семьях аристократов, а от мелкопоместного дворянства никто и не требовал блестящего образования. Они были ближе к среднему классу, чем к благородному. Так что воспитаны Мериты были неплохо для помещиков, но недостаточно, и это не только на мой взгляд, но и по известным мне меркам.

После завтрака мы попрощались с гостеприимными хозяевами и отправились дальше. Впереди нас ожидало мое поместье, и я оставила на время реформаторские помыслы и позволила себе быть просто женщиной, коей свойственно любопытство.

— Ив, ты бывал здесь? — спросила я.

— Всего несколько раз, — ответил государь. — Проездом. Это было в детстве и юности. Один раз приезжал вместе с теткой, когда уже сел на трон. Она тогда устроила большой званый вечер, куда был приглашен весь высший свет Тибада. Я был нужен ей, чтобы лишний раз подчеркнуть, чьей родственницей она является. Впрочем, кроме того раза она сама в этом поместье не появлялась, несмотря на его близость к резиденции. Ей всегда было важно оставаться на виду. Иметь особый вес и важность. Тщеславие – тоже наша слабость, но мне оно досталось в меньшей мере. — Я скосила на короля глаза, и он повторил: — Именно так. По-моему, ее светлость успела перехватить сей грех в той мере, что можно было бы его раздать поровну мне и моим сестрам. — Я улыбнулась, но спорить не стала. Впрочем, государь и вправду был менее тщеславен, чем герцогиня Аританская. Хотя он и без того был в центре внимания. Мне даже стало любопытно, что было бы, окажись он не вторых ролях. Однако озвучивать эту мысль я не стала. — Бедняга, как же она сейчас должна страдать, — закончил с усмешкой монарх.

Я посмотрела на него. На миг мне показалось, что король и вправду сочувствует своей тетушке, но увидела кривую ухмылку, лишенную всякого сострадания, и, отвернувшись, вновь устремила взгляд на дорогу. Он не сожалел, что отдал герцогиню аританцам, не простившим ей смерть их господина. Не жалела ее светлость и я. Не настолько я была добра, чтобы простить и забыть попытку избавиться от меня руками взбешенного короля. Он ведь не выпороть меня собирался, поверив в мираж, который ему показали после моего похищения, а убить. Нет, к убийцам у меня была стойкая неприязнь, даже к тем, кто не сам вонзил клинок в сердце. Хотя… если считать, что клинком должен был стать государь, то сжимала в руке этот «кинжал» именно герцогиня Аританская.

Сейчас она обитала во владениях, оставшихся ей после супруга, которого «любящая» супруга своими руками вытолкнула из окна. Аританцы это знали, и расправились бы с убийцей сразу, если бы она не была сестрой здравствовавшего тогда государя Камерата – отца Ивера. Не забыли они об этом грехе и теперь, когда племянник выдворил тетушку в ее герцогство.

Государь отправил с главой сопровождения письмо, в котором написал, что ее светлость выслана из Камерата, и что более королевство ее судьба не интересует. Этим он дал понять, что аританцы волны поступать со своей герцогиней так, как считают нужным. Попросту лишил ее своей защиты. Однако племянник покойного герцога, управлявший Аританом, все-таки не рискнул привести приговор в исполнение, вынесенный убийце по всем традициям этого герцогства еще в ту пору, когда преступление свершилось.

Ее светлость здравствовала, но не во дворце, где прожила свою недолгую семейную жизнь, а в удаленном поместье. К ней была приставлена охрана, наблюдавшая за своей госпожой. Ей не запрещалось не только гулять и вести переписку, но и иметь свиту. Правда, при ее светлости почти никого не осталось. Даже те, кто отправился с ней в ссылку, через некоторое время вернулись, объяснив это тем, что норов их госпожи стал вовсе невыносим. Впрочем, побушевав, герцогиня приняла новую данность. Однако мне не верилось в ее смирение, но Ив на мои сомнения ответил:

— Если она вздумает покинуть поместье, ее ждет приведение приговора в исполнение. Переписку проверяют, а значит, свести с кем-то сношения не удастся. Это темница, душа моя, и герцогиню оттуда не выпустят. Она осталась в изоляции, без возможности делать то, что так любит – блистать и интриговать. — Оставалось довериться аританцам, а они со своей задачей справлялись весьма недурно.

А вскоре мои мысли отпустили мою бывшую госпожу, потому что впереди показалась чугунная ограда с пиками, покрытыми позолотой. Я прикусила губу и даже приподнялась на стременах, желая получше рассмотреть то, что скрывалось за высокими деревьями. Заметив мое нетерпение, государь хмыкнул.