— Ты похожа на Мадонну. Готова?

— Ну…

Макс должен был правильно положить Мышонка, а это неизбежно означало, что ему придется прикоснуться к груди Элли. Он старался игнорировать это знание. И легкий зуд внутри, который оно вызывало. По крайней мере, это не заняло много времени, и потом он смог отступить и просто наблюдать. На случай, если ей понадобится помощь. Но, казалось, все идет хорошо. Малышка даже перестала сопеть, лежа на голой материнской груди. Элли осторожно погладила ее по спинке и подняла руку, чтобы сделать это еще раз — снова и снова. Ее пальцы нежно касались миниатюрных позвонков. Наверняка это ощущение было очень умиротворяющим. По крайней мере, Макса оно умиротворяло.

Малышка задвигалась, поднимая и опуская ножки.

— Как ты думаешь, ей нужно одеяло? — прошептала Элли.

— Здесь вроде тепло. Взгляни-ка на нее.

Малышка подняла головку, услышав голос.

— Она на меня смотрит. — В голосе Элли теперь звучало удивление.

Макс наблюдал за Мышонком. Она подняла ручки ко рту, а потом повела одной из них в сторону, нащупывая грудь. Она начала двигать головкой в стороны и тереться носиком о грудь Элли — точно так же она не так давно возила головкой по футболке Макса. Он открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, но передумал. Ему не хотелось прерывать магию, которая творилась на его глазах. Шум и голоса из-за двери стали незаметны, и в комнате воцарилась совершенно особенная тишина. Макс и Элли наблюдали за ребенком, оба вовлеченные в нечто такое, чему не хотелось мешать. Что-то первозданное и инстинктивное. Что-то чудесное.

Мышонок теперь качала головой. Потом она вытянула шею, ее головка дернулась и приземлилась прямо на грудь Элли. Элли ахнула и протянула руки, чтобы поддержать малышку, которая открыла ротик и высунула язычок в поисках соска.

У Макса перехватило дыхание. Он мог бы поклясться, что, когда малышка наконец нашла сосок, его сердце сбилось с ритма. Он услышал сосущий звук. Когда маленькая ручка сжала грудь женщины, он с трудом сглотнул, ощущая в горле что-то подозрительно похожее на подступающие слезы. Потом Элли подняла взгляд — она не скрывала слез. Они катились по щекам и блестели в глазах, но Макс никогда ни на чьем лице не видел такого выражения счастья. Он не мог отвести взгляда. И сглотнуть тоже больше не мог, но это потеряло значение.

Он потом вспоминал эту минуту всю свою жизнь. Это счастье. Связь — между Элли и ее ребенком. Между ней и им самим. Этот момент искупил все безумие прошедшей недели — ведь если бы он не притворился отцом, он не был бы сейчас здесь и не мог бы наблюдать за этим чудом. Он и Элли разделили эту магию — никто другой не мог бы к этому прикоснуться или хотя бы отдаленно понять.

Элли первой отвела глаза, и он чувствовал, каких усилий ей это стоило. Она снова посмотрела вниз, и Макс тоже. Мышонок блаженно сосала, глядя на мать. Элли больше не поднимала взгляда. Но Макс запомнил его навсегда.

Теперь он мог сморгнуть набежавшие слезы, глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть. Мог даже улыбнуться. Его работа закончена.

Макс вошел в комнату и запел:

— С днем рождения, наш Мышонок, с днем рождения тебя!

Элли хохотала:

— Ей же всего неделя!

Он держал в руках связку радужных воздушных шариков, которые привязал к дверной ручке, и снова выскочил за дверь. Элли страшно удивилась, когда через мгновение он вернулся, и руки его были полны свертков. Он свалил их в ногах кровати, где было достаточно места, потому что она сидела скрестив ноги, опираясь на подушки, держа на руках дочку, полностью поглощенную кормлением.

— Макс… что это такое?

Внимательный взгляд темных глаз не вязался с довольной улыбкой, которая, впрочем, немного потускнела.

— Ты же не успела обзавестись необходимыми для ребенка вещами, не правда ли?

— Нет… — Элли закусила губу. — Я думала, у меня еще много времени, ну и вообще беспокоилась о другом…

Улыбка снова стала шире.

— Вот и я так подумал. Раз уж они собираются скоро вас выпустить отсюда, я решил, что вам для начала кое-что пригодится.

— О, Макс… — В эти дни, чтобы расплакаться, Элли было достаточно самой малости. Она стеснялась этого, потому что обычно за ней такого не водилось. — Как будто ты недостаточно для нас сделал!

Макс пожал плечами:

— Она закончила? Кажется, заснула.

— Ага. — Элли засунула мизинец в ротик малышки, чтобы та перестала рефлекторно сосать.

Этим она открыла свой сосок для обозрения, но они уже давно не смущались этих вещей. Возможно, с того первого раза, когда вместе наблюдали, как малышка взяла грудь.

— Давай я подержу ее, пока ты открываешь подарки?

— Хорошо.

Макс был единственным человеком, которому Элли могла доверить свою дочь без малейших сомнений. Он взял малышку, прислонил к своему плечу и начал аккуратно поглаживать по спинке.

Элли открыла один сверток и обнаружила в нем комплект детских костюмчиков — розовый, желтый и нежно-зеленый. В другом были маечки и чепчики, а еще одна коробка была полна детских ботиночек — среди них была желтенькая пара в форме утят. Игрушки здесь тоже были. Погремушки и мягкие фигурки различных животных, а еще разноцветный коврик для игр. Маленькие пижамки, которые застегивались на пуговички до самого низа, и даже платье — белое, со сборками, усыпанное изящными вышитыми цветами — и подходящая к нему шляпка.

Элли снова пришлось сдерживать слезы.

— Оно великолепно.

— Я знаю, оно немного великовато, но, хм… она довольно быстро растет.

— Макс… у меня нет слов.

У Мышонка слов тоже не было, но она вдруг звучно рыгнула. Макс и Элли засмеялись, и смех прервал потенциально неловкую паузу.

А еще Элли поймала взгляд Макса, пока они смеялись, и в этом взгляде было что-то такое, от чего у нее до боли сжалось сердце. Он первым отвел глаза, и Элли торопливо посмотрела в сторону, закусив нижнюю губу. Тишина все же стала неловкой.

Макс откашлялся:

— Я много думал…

— О чем?

— О тебе.

У Элли снова сжалось сердце и заметно перехватило дыхание.

— И о Мышонке. — Макс наклонил голову, так что его подбородок коснулся головки ребенка.

— Я знаю. Давно уже пора выбрать ей нормальное имя. — Элли почему-то нервничала. Что он собирается сказать? Дать какой-нибудь совет перед тем, как навсегда исчезнуть из их жизни? — Может быть, Амелия? Или Шарлотта?

Макс поморщился:

— Точно не Амелия. Хотя Джет бы одобрил.

— Почему?

— Слышала об Амелии Эрхарт? Это знаменитая женщина-летчик.