Губы Голицына побелели. «А ведь определенно что-то не так, — сообразил Турецкий. — Этот тип чего-то боится. Он считает, что смерть Николая — первая ласточка. Ему плевать на Николая, он боится за себя. И у него есть причины держаться подальше от официальных структур».

— Александр Борисович, не надо на меня давить. В этом море все равно нет никакой связи.

— Перестаньте, Игорь Максимович. Нас же не вчера в капусте нашли.

Он добился, чего хотел. Голицын сделал раздраженное лицо, вышел из каюты. Вернулся через пару минут — Турецкий не успел даже толком задремать. Сунул в руку громоздкий спутниковый телефон.

— Пользуйтесь. Надеюсь, хватит ума не упоминать в разговоре слово «Антигона»? Звоните, Александр Борисович, не смотрите на меня так выразительно — я не выйду.

— Я слушаю, — прозвучал в трубке сухой, но немного дрожащий от волнения голос Ирины. Сердце защемило.

— Это я, Ириша. Со мной все в порядке, не волнуйся.

— С чего ты взял, что я волнуюсь?

— Прекрати, Ириша… Я виновен только в том, что собрался в баре пропустить стопку. В ней что-то было. А я сглупил — выпил и вторую. Этот тип… он сидел через столик. Я посадил его за убийство двенадцать лет назад. Ты считаешь, было бы лучше, если бы он меня убил из позыва благородной мести? Он подговорил бармена. Не подойди я за этой клятой стопкой, нам обоим бы подсунули отраву в еду или в шампанское.

— Бедненький, — посочувствовала Ирина, — ты принял удар на себя?

— Давай без иронии.

— Давай без иронии, — согласилась жена. — Не возражаешь, если мы перейдем к менее существенному вопросу? Сущий пустяк: куда на сей раз тебя занесло коварное либидо?

— В море, Ириша.

— Какая прелесть, — восхитилась она. — А можно спросить, что ты там делаешь? Надеюсь, ты не на плоту? У тебя нет под боком сладострастно дышащей русалки?

— Нет, здесь много мужчин, которых не устраивает, что я собрался три недели прожить без работы. Мне подкинули халтурку, так что сегодня я вряд ли вернусь. Кстати, если не вернусь завтра или послезавтра, то тоже не надо бить тревогу — здесь много работы. Это не шутка, Ириша. Я не вру. В общем, загадочная история… Ты зря меня вчера бросила.

— Между прочим, я вчера вернулась, — возмутилась Ирина, — но ты обрадовался, что я ушла, и уже куда-то слинял. Почему я должна верить, что какие-то злые дядьки взяли тебя в заложники и требуют поработать по специальности?

— Потому что это правда! — закипел Турецкий.

— Ну, все, довольно! — Голицын вырвал у него из рук телефон. — Позвонили? Все в порядке? Жена довольна, отлично проводит время? Поздравляю, наши жены тезки. Сами виноваты, Александр Борисович, нужно быть бдительнее. Даже на отдыхе. Идите, сделайте что-нибудь полезное. Можете заглянуть на кухню, намекнуть Герде, что проголодались…

Он не возражал бы обстоятельно перекусить, но решил это сделать после осмотра трупа. Однако трудно что-то рассмотреть, когда в затылок алчно дышат двое мужчин.

— Господа, — пробормотал Турецкий, — отдаю должное вашей любознательности, но не могли бы вы дать мне спокойно поработать?

— О, простите за чрезмерное любопытство, это, видимо, профессиональное, — добродушно улыбнулся толстяк, творящий под псевдонимом Феликс Печорин. — Вы не волнуйтесь, я не помешаю.

— А уж как я не помешаю! — ехидно добавил Манцевич. Присутствие последнего раздражало больше всего. От этого типа исходила дурная энергетика — раздражение и тоску навеивало не только его присутствие, но даже и мысль о нем. — Работайте, Турецкий, работайте. Может, и мы что-нибудь с вами наработаем.

Можно представить, с каким удовольствием Манцевич приложился бы к его затылку. Он бы тоже в долгу не остался. Обоим приходилось терпеть. Турецкий осмотрелся. Здесь не за что было зацепиться взглядом. Умеренной кубатуры, но комфортная каюта, пол отделан «под мрамор», мягкие ковровые покрытия на полу. Кровать частично заправлена, простыня на месте, а вот вставить подушку в свежую наволочку Николай не успел. Она висела в свернутом виде на спинке стула. Видимо, этим паренек и занимался, когда в каюту проник посторонний. Обходился без слуг. Похвально. В каюте царил удушливый запах. Утром он едва ощущался, а сейчас назойливо проникал в нос, усиливая тошноту.

— Да тут сущая кондитерская фабрика, — Феликс вытащил из кармана скомканный носовой платок, расправил, прижал к носу. — Скажите, детектив, вы видите хоть одну причину, почему мы не должны открыть окно?

Манцевич не дождался ответа, перешагнул через тело, провернул «ушастую» гайку. Иллюминатор, жалобно скрипнув, открылся. Свежий воздух потек в помещение.

Турецкий напрасно терял время. Он был уже здесь, он уже нагибался, он все видел. Больше двенадцати часов прошло с момента смерти. Плоть несчастного Николая начинала разлагаться, выделяя специфический запах. Голубые глаза смотрели в потолок.

— Жуткая картина, — передернул глазами Феликс. — Час назад несчастная Ольга Андреевна снова сюда рвалась. Хотела посидеть с сыном. Альберт ее не пустил. Ей-богу, женщина готова умом тронуться…

В позе мертвого Николая не было ничего интересного для следствия. Ударился затылком, кровоизлияние в мозг, смерть не замедлила нарисоваться. В принципе, это мог быть несчастный случай, но на размышления наводили припухлость у переносицы и рваная царапина, до краев наполненная засохшей кровью. Причуды Голицына не могли не раздражать. Медэксперту не составит труда выделить частицы чужеродного вещества из раны, взять анализы у пассажиров яхты…

Стиснув зубы, он продолжал осмотр. Даже с синяком смерть Николая могла быть трагической случайностью. Он с кем-то разговаривал, градус беседы накалился. Возможно, он сам полез с кулаками, оппонент ударил его по лицу, защищаясь, Николай не устоял. Но если несчастный случай, почему нельзя признаться? Здесь все свои, дело можно вывернуть так, что ни о каком уголовном преследовании речь не пойдет. Понятно, что виновник «торжества» испугался, но ведь должны у него рано или поздно извилины заработать? Заработают в обозримом будущем? Ну что ж, имеет смысл подождать…

— Что вы делаете, Манцевич?

Подручный Голицына не собирался спрашивать разрешения у Турецкого — он расстегнул рубашку на мертвеце, осмотрел торс. Дополнительных повреждений на теле не было.

— Довольны? — ядовито осведомился Турецкий.

— Идите к черту, — огрызнулся Манцевич. — Вы мне не указ, Турецкий.

— Понимаю. Будем проводить параллельные расследования. И какого же мнения вы о случившемся? Помимо того, что Игорь Максимович поторопился доверить чужаку следственные мероприятия, поскольку подозрения в убийстве с чужака никто не снимал. Во всяком случае, вы не снимали.

— Не снимал, — согласился Манцевич. Он сверлил Турецкого взглядом. — Ваше счастье, что я не могу навязывать Игорю Максимовичу свою волю. Я могу лишь консультировать, давать советы, а уж его дело — прислушиваться к ним или нет.