Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверная ручка мягко опустилась вниз.
* * *
Если бы Кристина знала, что они сегодня поедут к Веронике — она бы подготовилась. Хотя как к такому можно подготовиться? Она, конечно, прочитала в интернете немого информации и посмотрела фото — но совсем чуть-чуть, насколько позволял напряженный график работы.
И вот теперь она оказалась лицом к лицу с Вероникой. Кристина не успела толком рассмотреть девочку — увидев Кристину, она пронзительно взвизгнула — и вот уже лицо Вероники уткнулось куда-то в нижние пуговицы на жилете.
Кажется, девочка плакала — по крайней мере, Кристина именно так идентифицировала те глухие звуки, которые раздавались в районе нижних пуговиц жилета. Крис оглянулась и беспомощно посмотрела на Марка. У него было абсолютно белое лицо и какие-то больные глаза. Он так же беспомощно оглянулся на дверь.
Там Соня, которая, если что — будет рядом.
Обойдемся без Сони.
Кристина одной рукой крепко обняла Веронику за плечи, а другой стала гладить девочку по голове. И через несколько секунд с облегчением почувствовала, как звуки рыданий стихают, а плечи девочки перестают так сильно трястись.
А вот и совсем все стихло — и рыдания, и дрожь. Кристина почувствовала, как давление рук Вероники на ее спине ослабло — и смогла присесть.
— Привет, Вероника.
Девочка была очень небольшого роста для своих двенадцати лет. Кристина в двенадцать была выше всех в классе, включая мальчиков.
— Привет, Христина, — слегка прерывающимся голосом отозвалась Вероника. Девочка смотрела на Кристину блестящими заплаканными глазами. Они у нее темные, как у отца. — Я описалась.
Над головой послышался свистящий выдох. Кристина подняла голову. Марк снова смотрел на дверь, но в этот раз не беспомощно, а напряженно.
— Папа Вероники, — Кристина прижала к себе девочку покрепче. — Вы не могли бы оставить нас вдвоем? Нам надо посекретничать — как девочкам.
Марк смотрел на нее сверху вниз, и выражение его лица было сейчас совершенно больным.
Кристина подняла руку — и сделал резкий жест в сторону двери. И одними губами прошептала: «Исчезни». Несколько секунд Кристине казалось, что ничего не произойдет, а он не исполнит ее просьбу. А потом Марк шевельнулся. И вот за ним с мягким щелчком закрылась дверь.
Кристина отвела в сторону шоколадного цвета прядь, вглядываясь в темные и мягкие, как коричневый бархат, глаза Вероники.
— Так, малыш, я уже не помню, что делают девочки, когда писаются. Подскажешь мне?
— Надо поменять трусики.
— А, точно. Ты сама справишься или тебе нужна помощь?
— Сама, — Вероника застенчиво посмотрела на Кристину. — А ты не уйдешь, потому что я описалась?
— И не подумаю! — Кристина встала. — Я отойду вот сюда и буду смотреть в окно, пока ты будешь делать свои дела. Как закончишь, скажешь мне — и я обернусь. Договорились?
— Договорились, Христина!
* * *
Сейчас Марку было все равно, как он выглядит со стороны. Какое впечатление производит на окружающих.
Вероника. Вероника там, за закрытой дверью. С человеком, которого Марк не то, чтобы очень хорошо знает. А с другой стороны…
Он не мог внятно объяснить, обосновать себе, что там, с той, другой стороны. Тем более, не мог объяснить этого Соне, которая, такая же напряженная, стояла рядом.
А за дверью было тихо. Через несколько томительных минут Марк поднял руку и постучал.
— Можно?
— Да-да, входите.
Что подумала специалист и профессионал Соня, Марк, конечно, не мог знать. А он сам оказался совершенно не готов к тому, что увидел.
Кристина сидела на полу, привалившись спиной с кровати. А на этой кровати сидела Вероника и с абсолютно счастливым лицом заплетала светлые золотистые косы.
Марк и Соня некоторое время смотрели молча на это.
— Марк Арнольдович, мне кажется, мы тут лишние. Пойдёмте.
Прошел час или чуть больше. Марк, Соня и Анна Борисовна стояли в нише около окна и наблюдали за картиной, разворачивающейся в холле в десятке метров от них.
Ради справедливости стоило отметить, что на мальчиков появление Кристины Кузьменко в интернате «Бухта Доброты» не произвело большого впечатление, хотя двое или трое с любопытством косились на нее. Но вот девочки…
Девочки сбились стайкой вокруг Кристины так, что девушку иногда не было видно. На голове у Кристины творилось что-то невообразимое — половина волос заплетена в множество мелких косичек, а на второй половине головы пытались соорудить прическу в стиле мадам Помпадур. Тонкие рук Кристины украшали многочисленные ленточки и браслеты из бисера, ногти были покрашены чем-то — Марку показалось, что фломастерами. И еще были заметны какие-то попытки сделать Кристине макияж.
В общем, одна из успешных мировых топ-моделей снова работала моделью. Только на этот раз для детей, как было написано в рекламных брошюрах «Бухты Доброты», с особенностями развития. Или можно было еще сказать, что Кристина временно превратилась в куклу Барби в человеческий рост.
— У этой девушки удивительное терпение, — прошептала Соня.
— Мне кажется, дело не только в терпении, — задумчиво отозвалась вполголоса Анна Борисовна.
А Марк молчал. Он не мог думать, не мог оценивать поведение Кристины. Он впервые видел свою дочь НАСТОЛЬКО счастливой. Он просто не узнавал Веронику. И едва дышал от чего-то такого, с чем он никогда не сталкивался.
Отношение людей к Веронике он воспринимал как отношение к себе. Марк не разделял себя и дочь. И поэтому остро чувствовал неприязнь, брезгливость, даже страх, которые испытывали люди по отношению к Веронике. Старался оградить дочь от таких людей. Здесь, в «Бухте Доброты» — очень говорящее название, да — к Веронике относились прекрасно. Но это отношение имело свою цену. Вполне материальную и немаленькую цену.
А то, что делала Кристина, было из какого-то другого материала. Этой девушке не платили за то, что она второй час сидит и терпеливо сносит, как неловкие руки дергают ее за волосы. Это не ее работа — улыбаться и отвечать на вопросы, зачастую совершенно нелепые и невнятные, которые она не всегда может разобрать и приходится переспрашивать. Она не обязана смотреть на эти лица — на которые и родители-то стараются зачастую смотреть как можно меньше,