соприкосновении они ещё сильнее воспламеняют тебя. А язык уже проникает глубже в некое «помещение», куда всегда стремится «нетерпеливый посланник», чтобы одарить нектаром поджидающую его с трепетом «незабудку». Здесь-то и перевоплощается взаимная страсть в божественное чудодейство, которое является основой зарождения нового существа…

Но в ласках я сейчас поднимаюсь выше. Руками ощупываю твои груди, прикасаюсь к сосочкам, а потом опять же языком трогаю их, и всасываю ртом, насколько это возможно, твои некогда молочные полушария. Тебе щекотно, и ты это выражаешь вслух, игриво вздрагивая, будто вырываясь. Но я продвигаюсь выше — целую шею и ланиты, а потом мы встречаемся устами и целуемся долго, взахлёб. «Никогда так страстно не целовался», — шепчу я. Нам приятно и совсем не противно, как бывает иногда, когда видишь подобную ласку других. И это потому, что мы, наконец, нашли друг друга. Я заметил, что и пот у нас одинаков. Может, поэтому мы и сблизились. Ничто нас не отторгает друг от друга.

…И всё-таки, когда я обнимаю тебя и ласкаю, мне этого мало. Я готов войти в тебя не только нижней плотью, что вполне естественно, но и грудью в грудь. Вспоминаю, как в мистических фильмах автомобили проносятся сквозь призраки бывших людей, и мне хочется, чтобы мы также проникали друг в друга, превращаясь, хотя бы на миг, в единое целое».

* * *

…С Игорем Юльевичем мы впервые встретились на буровой у Шахлара. Дело в том, что на участке в подземных водах, вскрытых ранее пробуренными скважинами, было обнаружено аномальное содержание золота. И специалисты партии, где я тогда работал, решили, что вполне возможно в недрах данного района наличие ценного рудопроявления. С невероятным трудом были выбиты в министерстве деньги на бурение этой скважины. И я был рад, что бурить её будет бригада Шахлара, которого я давно знал как надёжного работника. К тому же у меня появилась возможность не только воочию узреть породу с ценным металлом, но и написать статью в газету о бригаде лучшего мастера. Я даже сделал предварительно кое-какие наброски о том, как «четверть века трудится в экспедиции буровой мастер Шахлар», и как «из года в год его бригада коммунистического труда перевыполняет планы пятилеток, опережая время». Словом, я был доволен ситуацией.

Игорь Юльевич тоже оказался в бригаде Шахлара, только с иными целями. Он работал в партии, которая занималась внедрением «новой техники». И должен был проследить, как поведёт себя разработанная ими коронка при бурении пород пневмо-ударным способом.

Мы были с ним почти одного возраста, а когда он узнал, что я параллельно занимаюсь журналистикой, его интерес ко мне заметно возрос. Нам было о чём поговорить, тем более что, по его словам, его мать была газетным публицистом, а сам он пописывал стихи. Но самое, по-моему, главное было то, что он великолепно играл в шахматы. И сразу же предложил мне сыграть партию. Я редко играл, но иногда, особенно когда оставался один в отряде, то охотно разыгрывал комбинации. И всё-таки это было, как говориться, «не моё», и я чувствовал здесь предел своих возможностей. Однако в тот раз, видимо, от непредвиденного волнения, Игорь Юльевич проиграл партию. Мне кажется, я тогда просто заморочил ему голову. Потому что, сколько бы партий мы не играли в дальнейшем, ни разу я не был даже близок к победе.

Из записей Игоря Юльевича:

«Странно то, что с ней я не стесняюсь своих гениталий, словно всё время остаюсь Адамом, ещё не познавшим первородного греха. До встречи с ней — моей мнимой Евой, я обычно избегал полностью обнажаться перед любовницами, хотя с их стороны зачастую не было стеснений. Помню, однажды купался в проточной речке, струя воды сорвала с меня плавки (резинка оказалась слабой), обнажая ниже пояса. Я тотчас спохватился — натянул плавки, пряча свои интимные «доспехи». При этом успел заметить любопытный взгляд своей зазнобы.

Одно время стало модным даже мужикам-сослуживцам ходить коллективно в баню. Кроме веников, они брали с собой пиво и другие горячительные напитки. Меня тоже приглашали. «Что за радость напиваться в голом виде с мужиками?» — негодовал я. Мне даже на армейских сборах не совсем удобно было ходить строем в общую баню и мыться там гуртом, хотя вынуждала необходимость.

Однако с Евой я потерял всякое смущение и стыд, как Адам до того, как отведал злосчастного яблока. Мы будто сами стали первочеловеками, вернулись в то время, когда не было стеснения, а было лишь умиление друг другом и взаимное любопытство. Я расхаживал совершенно голый перед ней и чувствовал, что люб ей весь, включая пенис, который она поначалу с любопытством разглядывала, будто и не была замужем более сорока лет, и до этого не имела утех с любовниками. Иногда она даже играла с ним, натягивая необрезанную шкурку плоти на головку. «Что ты, что ты?» — удивлялся я. На что она с улыбкой отвечала: «Глупенький мальчик мой, неужели ты не чувствуешь, как приятен мне?» А когда взяла его в рот и утолила мою страсть, мне действительно поверилось, что провидение вернуло нас во времена наших далёких прародителей.

Любознательности моей тоже не было предела. Однажды я подложил ей под бёдра подушку, раздвинул коленки и, осветив настольной лампой, стал рассматривать внутренности заветного лона… «Неугомонный ты мой мальчишка, — доверяясь мне, молвила Ева, — всё тебе интересно».

— Да разве может не быть интересным место, откуда мы все вышли. Это же святая святых — наше ложе, где мы развивались и росли внутри чрева целых девять месяцев, как у Христа за пазухой? Это же самое таинственное место».

Он и Она

Они неожиданно встретились на остановке около базара, и Игорь сказал ей:

— Слушай, Лина, я хочу показать тебе свои новые стихи.

— Ты всё ещё пишешь стихи? — удивилась она. — Слышала, что ты писал их, когда ещё работала в объединении. Правда, они почему-то не доходили до меня.

— Как они дойдут, если мы не общались? Кстати, ты помнишь момент, когда мы ехали в автобусе, было много народу, я взял твою кисть руки, которая была в перчатке, и крепко пожал.

— Кажется, вспоминаю. Но это же было так давно. Наверное, прошло лет тридцать, не менее.

— Какая разница, сколько лет прошло. Главное, я тогда пожал твою руку, которая была в перчатке, и ты ответила мне тоже рукопожатием. Мы стояли почти вплотную — так много было народу. Я тогда понял, что ты всё помнишь…

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего себе, она