– На то и правила, чтобы их нарушать, – возражаю я.

Она ухмыляется.

– Следуй своим принципам, Жизель.

– Предложите ему. Получится славный вечерок, – щебечу я и прощально машу рукой. Она едет к себе на третий этаж, а я поднимаюсь по лестнице к себе.

Виски у меня нет, но нашлось вино. Правда, стоит мне поднести к губам бокал, как звонит моя мать.

– Мама! – радостно говорю я. – Я соскучилась. Уже девять!

– Кандидатура одобрена? – Ни спросить, как я, ни даже поздороваться!

– Он оказался звездой родео, которая гордится пряжкой на своем ремне. Но, вообще-то, я надеялась, что Тофер потерпит хотя бы до завтрашнего дня, прежде чем разболтать тебе о моем свидании.

У Тофера и у моей матери бывали трения, когда он проживал под одной крышей с моей сестрой. «Неприлично делить кров с мужчиной», – твердила мать. Но теперь, когда Елена вышла за Джека, мать успокоилась и относится к Тоферу, как к своему. Не уверена, что это лучше.

– Тофер не умеет хранить тайны. Не будь он геем, я бы тебе посоветовала выйти за него замуж. Он заглянул за баночкой «Sun Drops» к нам в салон, когда я прибиралась перед закрытием, ну и…

– Первым делом он побежал сплетничать к тебе. – Ничего, я ему отомщу!

Мы болтаем несколько минут, а потом она бросает заготовленную гранату.

– В воскресенье твой день рождения. К полудню я вернусь из церкви. Изволь быть здесь к часу дня, милая.

Я ставлю бокал и до боли в пальцах сжимаю телефон. Что-то не нравится мне ее голос…

– Не надо ничего придумывать, мама. Ты, я, тетя Клара, Тофер, больше никто не нужен. – Я рву нитки из своего синего дивана. – Елена и Джек еще не вернутся. Может, лучше подождать?

– Нет, отпразднуем день в день.

От решительности в ее голосе я скрежещу зубами. Моя мамаша – настоящий бульдог.

– Лучше подождем, мама.

В короткой паузе я представляю мать в ее солидном кирпичном доме в Дейзи. Наверное, она уже облачилась в свой синий халат до пят с кружевной оторочкой. Уютно устроилась в мягком откидывающемся кресле и смотрит программу теленовостей. Безупречная прическа, свежий маникюр, на коленях журнал «People». Рядом с ней стоит чашка мятного чая.

– Мама?

– Избавляйся от своих призраков. Престон…

Меня так тошнит от одного этого имени, что следующие десять секунд я держу телефон в вытянутой руке. Иногда мне кажется, что ее наш разрыв подкосил сильнее, чем меня саму. Сначала она колебалась, ведь раньше Престон встречался с Еленой, но все же он юрист, живет в Дейзи, при деньгах. При таком количестве положительных качеств она не смогла ему сопротивляться. Она уже спланировала нашу свадьбу, заказала альбом в своей любимой цветовой гамме (с преобладанием розовых тонов), подобрала цветы, место, музыкантов…

Я опять подношу телефон к уху.

– Разве ты раньше по нему не сохла?

– По кому?

– Ты что, не слушаешь? Я о Майке Миллингтоне, новом директоре средней школы у нас в Дейзи. Он недавно развелся. Был женат на девушке из Тулейна. Она была ему неверна, зато у него трехлетняя дочка – само очарование. Самый подходящий возраст, чтобы ты смогла заслужить ее доверие и послужить образцом для подражания…

– Вовсе я по нему не сохла! – Майк старше меня на четыре года, он жил по соседству от нас, пока не уехал учиться в колледж. Да, я писала в тетрадке наши с ним имена и рисовала вокруг сердечки. В тринадцать лет!

– Однажды он приковал меня наручниками к дереву, – напоминаю я маме.

– Пластмассовыми. Не надо преувеличивать.

Я отвлекаюсь от воспоминаний, потому что догадываюсь, что к чему.

– Мама! Ты пригласила его ко мне на день рождения? Зачем?

– Не сердись, милая. У него умерли родители: сначала отец, через несколько месяцев мать. Он вернулся в Дейзи и поселился в их доме. Он строит жизнь заново, я просто поступаю по-соседски. Детали не должны тебя волновать, я все беру на себя.

Она, конечно, думает, что мне не везет, но это не так, я сама виновата, что выбираю не тех.

– Я не видела его целых десять лет! – фыркаю я и принимаюсь расхаживать по комнате. – Не желаю жевать, сидя напротив него! Это мой день рождения, мне и…

– Я посажу вас рядом.

– Зачем?! – взвываю я.

Сначала на том конце тихо, потом я слышу ее дыхание, наконец до меня доносится ее сдавленный голос с явственной ноткой обиды.

– Да, милая, сладость этого дня изрядно приправлена горечью, но ты заслуживаешь праздника. Хочу доставить тебе хоть какую-то радость.

Я закрываю глаза. Когда я была неуклюжей старшеклассницей, то коллекционировала насмешки и то и дело попадала на видео, а мой отец умудрился разбить машину, впасть в кому и уже из нее не вышел. Это случилось на мое шестнадцатилетие. С тех пор я зареклась праздновать свой день рождения. Так родилось проклятие.

И холодность.

Я выпускаю весь набранный в легкие воздух.

– Давай сделаем как всегда: скромно, тихонько.

Я слышу, как звенит о блюдце ее чашка.

– Отозвать приглашение нельзя, любой хорошей хозяйке известно, что это недопустимая грубость. Ничего, когда все соберутся, ты будешь рада. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

Я морщу нос.

– Когда все… – Что она задумала? – Может, ты и моего детсадовского дружка пригласила?

– Как его зовут?

– Джуд… Не важно. Не смей набивать дом перспективными женихами, мама! Мне не нужен мужчина, мне надо работать. – В последнее время у меня диаметрально противоположные мысли, но я не могу рассказать ей о своем поиске, не имеющем никакого отношения к любви. Чувства здесь совершенно ни при чем. Все сводится к самому акту.

Я таращусь на стену, теребя ожерелье на шее.

– Раз так, я требую спиртного.

– Это Божий день.

– Хотя бы шампанского. Иисус меня понял бы.

– Хорошо, – говорит она после паузы.

Я смотрю на телефон, как будто жду, что сейчас из него вылезет моя матушка о двух головах. Она и компромисс?..

Я вздыхаю, скрежещу зубами.

– Я не буду наряжаться.

– И не надо, милая, – воркует она победным тоном. – Оденешься, как всегда. Как всегда, прекрасно.

Ну, конечно, ведь у меня с ней одинаковый стиль.

– Ну, гляди у меня!

– Ты у меня воспитанная девочка, не то что твоя сестра.

Я ухмыляюсь. Елена – моя полная противоположность: удрала учиться в Нью-Йорк (лишь бы сбежать с Юга), путешествовала по Европе, потом, вместо того чтобы стать врачом, заделалась библиотекаршей, а кем оказалась? Модельером сексуального нижнего белья. Она – бунтарка, а я так, в запасе. Мать уверена, что я никогда не оступлюсь, но в последние дни я балансирую на канате и не знаю, в какой момент упаду – и куда. Я со вздохом сообщаю матери о ЦЕРН, и она не может скрыть облегчения. Она не хотела, чтобы я даже пыталась. Хотя бы один человек доволен!