Такой посыл, конечно же, находил живой отклик: простые люди в восторге слушали, как мужчины и женщины, такие же, как они сами, добивались незаслуженного успеха. Но Христа это тревожило, и ему не терпелось подробно расспросить незнакомца.

Вскоре такая возможность Христу представилась. Однажды вечером он гулял вдоль моря Галилейского. И тут откуда ни возьмись рядом возник незнакомец.

То-то изумился Христос.

— Господин! Я задумался — и не заметил тебя. Прости, что я тебя не поприветствовал. Ты давно ли здесь?

— Я всегда неподалеку, — отвечал незнакомец, и они пошли рядом и какое-то время прогуливались вместе.

— В прошлую нашу встречу ты обещал, что следующий раз мы поговорим о моем брате, — напомнил Христос.

— Непременно поговорим. Как ты думаешь, что за будущее его ждет?

— Его будущее… не знаю, господин. Он нажил немало врагов. Боюсь, если он не поведет себя осторожнее, он, чего доброго, разделит судьбу Иоанна Крестителя или, подобно зилотам, навлечет на себя недовольство римлян.

— Осторожен ли он?

— Нет. Скорее безрассуден. Но, видишь ли, он считает, будто Царство Божье вот-вот настанет, а значит, осторожность и рассудительность ни на что не сдались.

— Он считает, говоришь ты? То есть ты не думаешь, будто он прав? По-твоему, это всего лишь догадка и он может ошибаться?

— Не совсем так, — отвечал Христос. — Сдается мне, мы по-разному расставляем акценты. Я верю, что Царство Божье грядет — как же мне в это не верить? Но он считает, будто Царство наступит внезапно, без предупреждения, потому что Господь вздорен и деспотичен.

И Христос пересказал незнакомцу пугающе неоднозначные притчи.

— Понимаю, — кивнул незнакомец. — А ты сам? Что ты думаешь о Господе?

— Я думаю, он справедлив. Добродетель должна сыграть хоть какую-то роль в том, вознаградят нас или покарают, иначе зачем быть добродетельными? Ведь так и закон, и речения пророков — и то, что говорит сам Иисус — утрачивают всякий смысл. Получается противоречие.

— Понимаю, как ты встревожен.

Они прошли еще немного молча.

— Кроме того, есть проблема язычников, — промолвил Христос.

И замолчал — посмотреть, как отреагирует собеседник. Если, как Христу казалось, этот человек — грек, конечно же, он живо заинтересуется.

Но незнакомец только обронил:

— Продолжай.

— Так вот, — проговорил Христос, — Иисус проповедует только иудеям. Например, он ясно сказал: язычники — все равно что собаки. Это было в свитках, которые я отдал тебе в последний раз.

— Помню. А ты, значит, не согласен?

Христос понимал: если этот человек пришел подстрекать его к необдуманным словам, именно так он к делу и подойдет: примется искушать вкрадчивыми вопросами.

— И снова, господин, сдается мне, все дело в расстановке акцентов. Я знаю, что иудеи — народ, возлюбленный Господом; так говорится в Писании. И однако ж кто, как не Господь, сотворил и язычников? Ведь есть и среди них хорошие люди. Какую бы форму ни приняло Царство Божие, оно наверняка будет устроено по-новому, и я бы не удивился, учитывая бесконечное милосердие и справедливость Божью, если любовь его распространится и на язычников… Но то непостижные таинства, и я могу заблуждаться. Если бы ты, господин, открыл мне правду… Ты говорил, будто истина находится за пределами времени; знаний мне не хватает, и глаза застит пелена.

— Ступай со мной, — велел незнакомец.

И повел Христа вверх по склону холма туда, где заходящее солнце ярко озаряло все вокруг. Незнакомец был облачен в белоснежные одежды, и блеск их ослеплял взгляд.

— Я спросил о твоем брате, потому что, со всей очевидностью, в мире грядет кризис, — объяснил незнакомец. — А из-за этого кризиса тебя и его запомнят в грядущие века точно так же, как ныне помнят Илию и Моисея. Нам с тобою, тебе и мне, должно позаботиться, чтобы хроники этих дней придали должный вес чудесной природе событий, которые происходят в мире. Взять, например, глас из облака, что ты услышал при крещении брата.

— Я помню, тебе об этом рассказала моя мать… Но ты разве знал, что, когда я поведал о том Иисусу, я заверил, что голос говорил о нем?

— Вот поэтому ты так идеально подходишь на роль хрониста этих событий, дорогой мой Христос; вот поэтому твое имя и воссияет в величии наравне с его именем. Ты умеешь представить повесть так, чтобы ее истинный смысл заблистал прозрачно и ярко. А когда ты возьмешься излагать историю того, что мир переживает сейчас, ты добавишь к внешним, зримым событиям их внутреннюю, духовную суть; например, когда ты взглянешь на повесть сверху вниз, как Господь глядит на время, ты сможешь сделать так, что Иисус предскажет своим ученикам, как бы в действительности, грядущие события, о которых внутри истории он и не подозревал.

— Ты объяснил мне разницу между ними, и с тех пор я всегда пытался проливать на историю свет истины.

— Он — история, а истина — ты, — подхватил незнакомец. — Но точно так же, как истина знает не одну лишь историю, так и тебе должно быть мудрее него. Тебе придется выйти за пределы времени и понять необходимость всего того, что изнутри времени кажется удручающим и отвратительным. Ты, мой дорогой Христос, научишься видеть глазами Господа и его ангелов. Ты узришь тени и тьму, без которых свет лишился бы своего сияния. Тебе понадобятся отвага и решимость; тебе понадобится вся твоя сила. Ты готов к такому видению?

— Да, господин.

— Тогда очень скоро мы поговорим еще раз. А теперь закрой глаза и засыпай.

Христос внезапно почувствовал, как накатила неодолимая усталость, и прилег наземь там же, где стоял. Когда он проснулся, было темно, и подумалось ему, будто он видел сон, страннее которого в жизни не знал. Однако одну тайну, по крайней мере, сон этот раскрыл: незнакомец — не обыкновенный учитель, не член синедриона и не греческий философ: он вообще не человек. А наверняка ангел.

Христос сохранил в душе образ ангела, его белые, сияющие светом одежды и твердо решил включить истину этого видения в историю своего брата.

Большей частью Христос держался от Иисуса подальше, поскольку мог положиться на слова своего осведомителя. Шпион заслуживал доверия; Христос время от времени проверял его отчеты, расспрашивая и других: а что Иисус сказал тут и сделал там? — и всякий раз убеждался в безупречной точности информатора.

Когда же Христос узнавал, что Иисус собирается проповедовать в таком-то и таком-то городе, он порою и сам приходил послушать, всегда оставаясь незамеченным и прячась в задних рядах. Однажды, вот так придя на проповедь, он услышал, как некий законник искушает Иисуса расспросами. Законники часто испытывали свое искусство на Иисусе, однако Иисус умел сладить с большинством из них, хотя порою, по мнению Христа, пользовался нечестными средствами. А именно: рассказывая притчу (его излюбленный прием) и вводя в дискуссию не предусмотренные законом элементы. Убеждать людей, манипулируя их эмоциями, чтобы одержать верх в споре — это, конечно, замечательно, но вопрос с законом по-прежнему оставался открытым.