— Описывать — уже кое-что.

— Да, кое-что — но очень немного.

— Так ты завидуешь своему брату?

— Я им восхищаюсь, я его люблю, я жажду его одобрения. Но до семьи ему дела нет; он сам так часто говорит. Если бы я исчез, он бы того и не заметил; умри я — ему все равно. Я все время о нем думаю, а он обо мне и не вспоминает. Я люблю его, и моя любовь меня терзает и мучит. Порою я чувствую себя бесплотным призраком рядом с ним; как будто настоящий — один только он, а я — иллюзия. Но — завидовать ему? Досадно ли мне, что столь многие щедро дарят ему любовь и восхищение? Нет. Я искренне верю, что он достоин всего этого — и даже большего. Я хочу служить ему… Нет, я надеюсь, что действительно служу ему — но он никогда не узнает, как именно.

— А в детстве тоже так было?

— Он частенько попадал в беду, а я его вызволял, или просил за него, или отвлекал внимание взрослых ловким фокусом или метким замечанием. Он никогда не благодарил меня; он принимал как должное, что я его непременно вызволю. А я и не возражал. Я был счастлив служить ему.

— Будь ты больше похож на него, ты не смог бы так хорошо ему служить.

— Я мог бы лучше служить другим.

— Господин, я — грешница? — вдруг спросила женщина.

— Да. Но мой брат сказал бы, что твои грехи прощены.

— А ты — скажешь так?

— Я верю, что это правда.

— Тогда, господин, не сделаешь ли для меня кое-что?

И женщина распахнула одежду и обнажила перед ним грудь, изъязвленную опухолью.

— Если ты веришь, что грехи мои прощены, пожалуйста, исцели меня!

Христос отвернулся, затем снова поглядел на женщину и сказал:

— Твои грехи прощены.

— А мне тоже должно в это поверить?

— Да. Должен верить я, и должна верить ты.

— Скажи еще раз.

— Твои грехи прощены. Взаправду.

— Откуда мне знать?

— Ты должна уверовать.

— А если я уверую, я исцелюсь?

— Да.

— Я поверю, если поверишь ты, господин.

— Я верю.

— Скажи еще раз.

— Я уже говорил… Хорошо же: твои грехи прощены.

— И все-таки я не исцелилась, — молвила женщина.

И запахнула одежды.

— А я — не брат мой, — отозвался Христос. — Зачем ты просила меня об исцелении, если знала, что я не Иисус? Я разве уверял, что смогу исцелить тебя? Я сказал тебе: «Твои грехи прощены». Если тебе недостало веры и после этого, так это твоя вина.

Женщина отвернулась лицом к стене и начала стягивать с себя платье через голову.

Христос вышел из дома. Ему было стыдно. Он зашагал прочь из города, нашел тихое местечко в скалах и помолился о прощении своих собственных грехов. И немного поплакал. Он боялся, что, чего доброго, явится ангел, и прятался там до утра.

Близилось время Пасхи, и люди, внимавшие учению Иисуса, вновь принялись расспрашивать о Царстве Божьем: когда настанет оно? Как мы его узнаем? Что нам делать, чтобы быть к нему готовыми?

— Вот как все будет, — сказал Иисус. — Была свадьба, и десять дев, взяв светильники свои, вышли навстречу жениху, дабы проводить его на брачный пир. Пятеро из них взяли светильники и ничего более, и масла про запас тоже не взяли; а остальные пять, оказавшись мудрее, взяли масла в сосудах своих.

А жених замедлил; время шло, и всех дев одолела сонливость, и задремали они.

Но в полночь раздался крик: «Он идет! Жених здесь!»

Девы тотчас же проснулись и принялись поправлять светильники свои. Сами понимаете, что было дальше: неразумные обнаружили, что масло у них закончилось.

«Дайте нам вашего масла! — попросили они у товарок. — Смотрите, светильники наши гаснут!»

И две дальновидные девы поделились своим маслом с двумя неразумными девами, и всех четверых ввели на пир. Две умницы отказались делиться, и жених не впустил их заодно с двумя неразумными.

А последняя мудрая дева сказала: «Господь, мы пришли праздновать твою свадьбу — все, вплоть до последней из нас. Если ты не впустишь нас всех, я лучше останусь с моими сестрами, даже когда масло у меня иссякнет до капли».

И ради этой девы жених отворил двери в брачный покой и впустил их всех. А теперь спрошу я вас: где оно, Царствие Небесное? В брачном покое? Вы так думаете? Нет, Царство было снаружи в темноте, там же, где мудрая дева и ее сестры, даже когда масло у нее иссякло до капли.

Христос записал притчу от слова до слова, но твердо вознамерился впоследствии улучшить эту историю.

Следующий раз ангел явился к Христу, когда тот был в Иерихоне. Он следовал за Иисусом и его учениками, что на Пасху отправились в Иерусалим. Иисус заночевал в доме одного из своих приверженцев, а Христос снял комнату в таверне неподалеку. В полночь он вышел в отхожее место. Когда он уже собирался снова войти в дом, на плечо его легла рука, и он сразу понял: это незнакомец.

— События набирают скорость, — сообщил незнакомец. — Нам надо поговорить о чем-то очень важном. Пойдем к тебе.

Переступив порог, Христос зажег светильник и собрал исписанные свитки.

— Господин, а что вы делаете со всеми этими свитками? — полюбопытствовал он.

— Я забираю их в надежное место.

— А увижу ли я их снова? Мне может понадобиться отредактировать и исправить отдельные фрагменты, в свете того, что я с тех пор узнал об истине и истории.

— Не беспокойся, такая возможность тебе еще представится. А теперь расскажи мне о брате. С каким настроем он приближается к Иерусалиму?

— Брат безмятежен и уверен в себе, господин. Я бы не сказал, что здесь хоть что-то изменилось.

— А он говорит о том, что, по его мнению, там ожидается?

— Говорит лишь, что Царство Божье вот-вот наступит. Возможно, как раз тогда, когда он будет в храме.

— А ученики? Как там твой осведомитель? Он все еще близок к Иисусу?

— Я бы сказал, что он — в весьма выгодном положении. Он не входит в число самых приближенных и самых любимых: наиболее доверительно Иисус беседует с Петром, Иаковом и Иоанном, — но мой информатор надежно утвердился среди последователей-середняков. Его доклады полны и достоверны; я проверял.

— Надо подумать о том, как однажды вознаградить его. Сейчас я хочу потолковать с тобой на непростую тему.

— Я готов, господин.

— Мы с тобой знаем: для того чтобы Царство расцвело пышным цветом, необходим некий орган, состоящий из мужчин и женщин, как иудеев, так и язычников, верных последователей, под эгидой вождей полномочных и мудрых. А этой церкви — мы вполне можем назвать ее церковью — понадобятся люди немалого организаторского таланта и глубокой интеллектуальной прозорливости — как для того, чтобы создавать и развивать структуру этого органа, так и чтобы сформулировать доктрины, способствующие ее объединению. Такие люди есть; они готовы и ждут. У церкви не будет недостатка ни в организации, ни в доктрине.