– Ага, как его папаша, который в луже спьяну утонул. Или вором, как мать, которая его бросила!

Это произнес с насмешливым презрением хорошист, гордость класса, сын главного инженера большого московского завода «Хромотрон», чья семья вот-вот должна была перебраться в город. Классный лидер обладал непомерным честолюбием, не переносил соперников ни в чем и люто ненавидел всякого, кто в чем-то его превосходил. Особенно этого придурка, с тупой покорностью сносившего все пинки и затрещины, как в прямом, так и в переносном смысле.

Губы и кулаки Марка сжались, глаза заблестели. Среди одноклассников воцарилось напряженное молчание. Дети замерли в ожидании зрелища, готовые в любой момент поднять или опустить оттопыренные большие пальцы, вынося гладиаторам свой приговор. Простодушный Баян продолжал распинаться то ли о Шумане, то ли о Шуберте, что для шестого «А» было однохреново. Наивный несостоявшийся музыкант искренне полагал, что ребятишки, затаив дыхание, слушают его и музыку, но на деле класс внимал лишь зловещим электрическим паузам меж аккордами.

«Если на тебя будут жалобы – отдам в интернат…»

Марк не хотел в интернат. И не понимал, почему этот парень, у которого есть добрые мать, и отец и даже большая собака, постоянно цепляется к нему, Марку, оскорбляя и унижая. Что он ему сделал? Может быть, в жизни всегда так: кто-то – победитель, а кто-то – жертва?

Марк разжал кулаки и тихо спросил:

– Извините, можно выйти?

Зарешеченная луна медленно растворилась в предрассветном тумане, уступая место розовому светильнику-солнцу.

Телефонный звонок вывел Романа из сладкой дремоты на высоте около двух тысяч метров над поверхностью земли. Некоторое время он недоуменно моргал, все еще пребывая в состоянии полусна-полуяви, не сразу вспомнив, где находится. За овальным, задрапированным темно-зеленым плюшем иллюминатором личного самолета, на белоснежном боку которого значилась синяя аббревиатура «ЛИТ», в сером небе плыли густые ватные хлопья.

Роман откашлялся и, придав голосу нужную холодную твердость, произнес:

– Слушаю.

– Роман, здравствуй, Артем Марцевич беспокоит.

Яркие, спекшиеся от сна губы бизнесмена скривились в саркастической усмешке. Невидимый собеседник мог представиться кем угодно, хоть султаном Брунея, но дребезжащий, с легким придыханием тенорок, вылетавшие, как из пулемета фразы, точно говоривший боялся не поспеть за мыслью, могли принадлежать только одному единственному человеку Артему Марцевичу, вчерашнему мелкому торговцу без роду и племени, нынешнему крупнейшему новому российскому бизнесмену, держателю нефтяных скважин, особе, вхожей в высочайшие политические круги, чье непомерное честолюбие, жажда денег и власти не знали границ. На тернистом пути к огромному богатству Марцевич не гнушался ничем: ни выгодными браками, ни сомнительными махинациями, ни полууголовными аферами, ни братанием с криминальными авторитетами, ни лобызанием властьпредержащих задниц. И не только не пытался этого скрыть, но и усиленно кичился своей клизменной ролью, чем вызывал у брезгливого Романа стойкое отвращение. Да и не у него одного, поскольку, несмотря на обширные связи и огромные капиталы, официальный деловой Запад упорно не желал иметь никаких дел с новым российским коммерсантом, а буквально в последний месяц Швейцария ухитрилась наложить арест на пару счетов Марцевича в одном из женевских банков.

Как-то раз Марцевич уже набирался наглости и просил у Романа поддержки, зная, что слово «мистера ЛИТ» в Западном деловом мире имеет влияние гораздо большее, чем даже официальное обращение Кремля. Но, естественно, получил вежливый отказ. И сейчас Роман досадливо сморщился: за каким делом Марцевич снова его допекает? Видимо, не умеет ценить вежливость…

– …Артем Марцевич беспокоит.

– Слушаю.

– Хочу тебя поздравить. Контракт «ЛИТ» с «Као» – это потрясающе! Искренне восхищен.

«Да что ты? Называется: был бы повод. Ох, и прохиндей! Сразу видно: бывший лавочник».

– Благодарю.

– Как поживает Александра Дмитриевна?

«Не твое свинячье дело. И что мешает так ответить? Только ли воспитание?»

– У нее все хорошо.

– А дочка?

– Что «дочка»?

– Ну, здорова? Учится?

– Учится. А в чем, собственно…

– Да я вот подумал, – тараторил Марцевич, – Давно не виделись, а у меня как раз дела в Нью-Йорке. Посидели бы, поговорили…

– Я сейчас не в Нью-Йорке.

– А я знаю, где ты сейчас, – продребезжал хохоток Марцевича, – Воздушное пространство близ Цюриха… Слышал, у тебя очень комфортабельный самолет. Хороший дизайнер?

«И при Фей пронюхал. Ах ты, сука…»

– Первоклассный.

– Так что, в Цюрихе увидимся?

Роман поморщился. У Марцевича бульдожья хватка. Если уж кто ему понадобился – достанет и в могиле. Как в тот раз – вперся в Эмпайр Стейт. Роман после добился увольнения сотрудников службы охраны здания. Пусть не пускают всех подряд. Еще не хватало, чтобы пронырливые папарацци застукали в его офисе дерьмократического Агасфера, от которого за версту разит криминально-чеченской помойкой. И, коль скоро их встреча неотвратима, Роман будет сам диктовать время и место.

– В Париже.

– Ты серьезно?

– Знаешь, где это?

– Мой пилот знает, – парировал Марцевич. По его тону Роман понял, что нувориш уязвлен, и улыбнулся.

– Ресторан «Белый дом». В 14:00 я намерен там пообедать. Неплохая кухня.

– А где это?

– Водитель знает, – усмехнулся Роман. – Я бы мог, конечно, пообедать и в другом Белом доме, но там сейчас дурно пахнет. Торфяники горят…

Уже с раннего утра солнце пекло нещадно. Едва выйдя за больничный порог, Марк почувствовал, как взмокла и приклеилась к спине новенькая белая рубашка, как волосы, превратившись в тонкие косицы, заструились по вискам и похолодевшему лбу. Жара достигла апогея. Высокий желтый забор принялся расти, шириться, превращаясь в огромный купол, обнимающий все вокруг, подобно гигантскому своду, не желая выпускать из чистилища неприкаянную ускользающую душу… Марк, покачнувшись, рванул ворот. Оторвавшись с треском, маленькая белая пуговица отлетела в дебри свежеполитого стриженого газона.

– Марк, что с тобой? – шедший рядом Георгий Аркадьевич подхватил его под локоть, и легкая боль вернула Марка к реальности.

– Все нормально, – прошептал он, закашлявшись першившей в горле жарой, – Голова немного закружилась.

За воротами, облокотившись о кряжистый ствол придорожного древа, отдыхал в тенечке, надвинув на глаза «найковскую» бейсболку, молодой парень в пропылившейся футболке. Его челюсти под ровной ниточкой усиков лениво двигались, перемалывая резинку.