И, наверное, я потому в том числе всю жизнь избегала тех отношений, которые могли бы привести к чему-то серьёзному. Из-за Маши и не жалею. Дура? Возможно, но я бы никогда не позволила, чтобы моей дочери кто-то выставлял условия, если это не родной отец. Сложно всё. А может быть, просто не встретила того, кому могла бы доверить себя и дочь.

Не встретила…

Звонит телефон. Не глядя, протягиваю руку, принимаю звонок, и голос Сергея мёдом в мои уши.

– Я же обещал, что позвоню.

Он явно доволен – даже в голосе слышна улыбка, и я вторю, растягиваю губы, потому что накатывают волной воспоминания о сегодняшнем утре. Сладкие, терпкие, головокружительные.

– Ты всегда такой обязательный?

– Всегда, – меня обдаёт его уверенностью в себе, как волной морской. И я, не открывая глаз, просто слушаю тишину в трубке и тихое дыхание. – Алиса, я заеду за тобой сегодня вечером. В семь сможешь?

– В семь у меня запланирован секс с Киану Ривзом. Прости, никак не могу.

Смеюсь, когда в трубке слышится сдавленный кашель.

– Сергей, ты меня на свидание приглашаешь? – уточняю, потому что очень хочу услышать это ещё раз.

– Да, но… как же Киану? Третьим я даже его не потерплю.

– Я договорюсь, он поймёт, – снова смеюсь, и тягостные впечатления от общения с Ириной Фёдоровной постепенно рассеиваются.

Потом подумаю, что с этим делать, сейчас же мне хочется быть не директором школы, не матерью или ещё кем-то, а счастливой женщиной. Отличное желание, мне нравится.

– А какая форма одежды?

– Я бы сказал, что вообще никакой одежды, но такое счастье только для меня.

– И Киану Ривза.

– Кажется, в моём списке появился актёр, которого я не выношу, – его тон серьёзен, а меня снова разбирает смех.

Мы болтаем ещё несколько минут, а я думаю, что обязательно расскажу вечером Сергею о ситуации с Никой. Может быть, он подскажет, что делать, а чего делать не стоит. Одна голова хороша и всё в этом роде.

Освободиться от привычной рутины удаётся лишь к пяти, и я мчу домой, точно на крыльях. В запасе всего пара часов, а мне ещё собраться ведь нужно. Пока открываю дверь, размышляю, какое платье надеть, какую причёску сделать, стоит ли наносить макияж или ограничиться масками и сыворотками, приводящими кожу в состояние неземного сияния. И только оказавшись внутри понимаю, что в квартире кто-то есть.

И этот кто-то, судя по оставленным в коридоре ботинкам и громкому пению, доносящемуся из кухни, мужчина. И это не Костик.

Когда мы только с Женей познакомились, он тоже пел. И вообще был таким весёлым, ярким, праздничным. Я развесила уши, открыла рот и мне тогда казалось, что вот именно таким и должен быть сказочный принц: высокий блондин с волнистой чёлкой, вечно падающей на глаза, с улыбкой до ушей и яркими синими глазами.

Женя был такой… картинка. Вот бывает, смотришь на человека, и он улыбнётся, а сердце стучит, стучит в каждой клетке, и взгляд оторвать невозможно.

Это потом я поняла, что точно так же на него реагируют и многочисленные его сокурсницы, продавщицы в соседних магазинах, просто мимо проходящие девушки. И ладно бы, на меня тоже парни внимание обращали. Но Жене это нравилось! Он купался в чужом обожании, буквально зависел от него, распускал хвост, и закончилось это печально.

Но первое время Женька ещё пытался быть центром только моей Вселенной, искренне пытался. Даже беременности моей радовался, чисто и по-детски. Только ребёнок, увы, навечно в животе оставаться не хочет. Он рождается, а потом кричит, плачет, мучается от колик, режущихся зубов, не даёт спать ночами, с ним нужно посещать педиатра, гулять на улице и проводить время. А ещё жертвовать покоем, желаниями и друзьями. Хотя бы первое время, но приходится.

И Женя ушёл. Мне от его поступка давно уже не обидно. Но то, что он сейчас в моей квартире поёт свои дурацкие песни, чем-то громыхает, мне ни в одно место не упёрлось. И да, иногда я тоже могу быть злой и жестокой.

– Самохин, что ты тут делаешь?!

В кухне воцаряется тишина. Женя поворачивается ко мне, закидывает залихватским жестом на плечо вафельное – моё, между прочим! – полотенце и расплывается в улыбке.

– Ты как вообще сюда попал?

– Меня дочь впустила, – разводит руками и смеётся, идиот. – В конце концов, ты сама всегда говорила, что я имею право общаться с Машей.

– Надо было запретить, наверное, – бурчу и оглядываю свою небольшую кухню, в воздухе которой витают вполне себе аппетитные ароматы. – Ты что, готовить научился?

Женя подмигивает мне, будто у нас есть какой-то общий секрет, и отворачивается к плите. Что-то там помешивает деревянной ложкой на дне моей любимой кастрюли и снова поёт.

– Самохин, ты можешь толком объяснить, зачем ты пришёл? И если Маша тебя впустила, то где она сама?

– Лисёнок, наша дочь пошла в магазин, что-то к чаю захотела купить.

– К чаю, говоришь? А сам принести ничего не додумался, раз уж решил своим сиятельным ликом Машкину жизнь разукрасить? Признавайся! Она за свои деньги пошла что-то покупать?

Нет, Женя всегда платил алименты. Ну, как всегда? Пытался – во всяком случае, долгов у него к Машкиным восемнадцати не осталось. Но явиться с пустыми руками после длительного отсутствия, словно так и надо? О, в этом весь Самохин. Любите меня, кружите и радуйтесь, что такими отличными генами с вами поделился.

Ай, опять завожусь.

– Не начинай, пожалуйста. Ну, захотел ребёнок папку порадовать, что в этом плохого? Она у нас добрая девочка, что в этом такого? – он говорит это всё, не поворачиваясь ко мне. Иногда прерывается на тихое посвистывание и мурлыканье под нос простеньких мотивчиков. – Присаживайся, Лисёнок, ужин скоро будет готов. Ох, накормлю своих девочек!

– Ты идиот? – взрываюсь, сверля взглядом белобрысый затылок бывшего. – Не называй меня так больше никогда! И какие мы тебе твои девочки? Ладно Маша, а я тут причём? Голову в своих странствиях надуло?

Женя, как всегда, непробиваем. Если этот человек решил, что будет стоять тут, куховарить и петь, его мало что остановит. Жаль, что сохранение семьи и верность жене не входили в сферу его интересов.

– Лисёнок, не злись, тебе не идёт, – хмыкает. Наконец выключает под кастрюлей огонь, прикрывает её крышкой и поворачивается ко мне. – Голодная, наверное? Или до сих пор капустной да морковью питаешься, полезной едой?

– Так, не заговаривай мне зубы, Самохин. Ты пришёл к дочери? Вот с ней и общайся. Мне твой дружеский тон, семейные ужины и воспоминания о прошлом ни к чему. Между нами восемнадцать лет уж как всё кончено, так что уволь меня от этого никому не нужного общения.

В одну секунду Женя сбрасывает дурашливость и становится серьёзным. Клонит голову набок, смотрит на меня своими синющими глазами – всё ещё очень красивыми – и потирает большим и указательным пальцами гладко выбритый подбородок.