на кровать, он сел, а я занялась его лицом, пытаясь сосредоточиться на деле, но его прожигающий взгляд к этому абсолютно не располагал. Я хмурилась, он таращился, а потом резко закрыл глаза, посидел пару секунд и начал улыбаться.

«Можно узнать человека по прикосновениям? – задумалась, продолжая тщательно мазать синяки. – Чего он лыбится-то сидит? И чего он забыл на дороге к ферме?».

Я убрала руки от его лица и взяла бинт, но тут же возникла первая трудность. Как сказать ему, чтобы выдохнул, не говоря при этом ничего? И как сказать ему, чтобы снял футболку, без того, чтобы делать это самой?

Зависла и пропустила момент, когда он открыл глаза. Стащил футболку и слегка расставил руки, а я сняла успевшую сбиться повязку. Лишь только отмотала немного стерильного бинта, он медленно выдохнул и задержал дыхание. Как будто понял, что разговаривать с ним я не намерена. Как будто понял, почему. С дыхалкой у парня никаких проблем, всего пару раз осторожно вдохнул, а я замирала и продолжала на выдохе.

И это все длилось полторы недели. И в повязке уже не было нужды, и в мазях, которые упорно прописывал Ливанов, судя по всему, пытаясь удержать его в платной палате как можно дольше, сам парень никуда не торопился, подруга беспрестанно ныла и стенала на тему того, как ей скучно, а я забрала свои вещи в участке, вышла из отпуска и стен больницы практически не покидала, старательно отбрасывая все мысли о ферме, о домике в лесу, о парне в платной палате и о том, что как-то ночью мне привиделась Марина в коридоре. Пока мне не привиделось вновь.

Я собиралась поехать домой, но за день так вымоталась, что решила немного передохнуть на диване в ординаторской и не заметила, как уснула. Очухалась только ночью, все тело затекло и ломило от неудобной позы, я встала размяться и услышала шаги в коридоре. Тут же схватила свою сумку, решив все-таки доехать до дома пока смена не стала бесконечной, по пути загнав страждущего обратно в палату, и сначала не поверила своим глазам. Слоняется моя Марина, в окна выглядывает, в приоткрытые палаты нос суёт, не на костылях даже, без опоры, на своих двоих. Без гипса.

– Какого чёрта… – прошипела сквозь зубы и пошла к ней, печатая шаг.

– Блин, – брякнула подруга, увидев меня, а потом махнула рукой: – А и похер, не могу больше.

– Какого чёрта?! – я зашипела уже ей в лицо, а она схватила меня за руку и потащила к палате.

– Только не злись, Милк, – сказала виновато и начала торопливо объяснять: – Всё так было, как я сказала. И про машину и про овраг, ногу только не сломала, а вывихнула. А пока ехали и так прикидывала и эдак, хорошо, конечно, если ты скажешь, что я уехала, но угодить в больницу – алиби понадёжнее. А тут рожи все знакомые, глядишь, удалось бы договориться, ну и попросила меня не в травму, а сюда. А договаривался он… сказал – жди в машине, ушёл, вернулся с Ливановым и каталкой. В палату сразу, ногу вправил, объяснил, что с вывихом оставить не может, а вот с переломом – пожалуйста. Ну я подумала-подумала и согласилась… домой не хочу, следователь названивает, а я ему – извините, постельный режим, посещения запрещены, можете у зав отделения все уточнить. А лежать уже так тошно, сил нет…

– А мне ты с какой радости лапшу на уши развешивала?! – возмутилась в полголоса, а она понуро опустила голову, но улыбку сдержать не смогла. – Говори! – рыкнула, а Марина подняла на меня свой ясный взор.

– Да этот твой, синенький. Нормальный вроде мужик… а ещё мне кажется, я его где-то видела, но не могу вспомнить где…

– Ты из-за него осталась? – пролепетала невнятно, а Марина закатила глаза:

– Из-за тебя, разумеется! Стала бы ты за ним ухаживать, если бы меня тут не было?

– Точно нет, – ответила решительно, а она хмыкнула:

– Вот тебе и ответ. А я ж вижу, нравится. Даже в таком печальном виде. Но ты дама замужняя и все такое, упустишь своё счастье, а потом развод и что?

– Что? – переспросила, пытаясь уловить ход её мыслей.

– А ничего, – Марина развела руками, а я разозлилась:

– Я вообще ни черта не поняла!

– Вот где-то ты умница, а где-то ну такая дура, аж бесит! – нахмурилась Марина и шумно выдохнула, устраиваясь на кровати и хлопком приглашая присоединиться. Я состроила недовольную мину и села, изобразив послушание. – Ну прям как моя школота после того, как я на них наору, – фыркнула подруга и объяснила: – Ты в дом к нему понеслась, а он – в тачку и к тебе. Очевидно.

– Не факт, что ко мне, – поморщилась в ответ, – к тому же, откуда ему знать, где я жила? Может, из посёлка притащилась? Я ему об этом не говорила.

– Ну, он же не видел, да?

– И что?

– А когда один из органов восприятия ломается, остальные активизируются, так?

– Поговаривают, – кивнула осторожно, – к чему ты клонишь?

– Да к тому, что от тебя навозом воняло за версту, – вздохнула Марина, – у меня до сих пор в носу этот запах.

Я брезгливо скривилась, а подругу слегка передернуло.

– Ладно, допустим, догадался, – задумалась вслух, – но он там сначала прибрался. Явно не хотел, чтобы кто-то узнал, что он там был.

– И я его прекрасно понимаю, именно поэтому мы оба тут, – усмехнулась Марина, – наверняка там всё обшарили, да и про дом тот местные по-любому знают. Пришли бы – а там лазарет, начали образцы всякие брать и прочее, нашли бы и его и тебя, объясняйся потом, что не ты всех перестрелял. А пушка у него есть, я видела. А где одна, там и другая. Короче, повесили бы всех собак и глазом не моргнули.

– Наверняка, – кивнула согласно и устроилась поудобнее, отодвинув гипсовую ногу, – даже мне пытаются что-то вменить, я правда пока так и не поняла, что именно. А пистолет… у кого его сейчас нет? Вон, у Олега тоже. Вообще не церемонился и в тумбочке его прикроватной держал.

– Ну, у меня вот нет, – ответила Марина серьезно, –