Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он был, разумеется, именно так любезен, и через пару минут стремянка стояла в указанном мной месте.
Пожалев, что на мне не брюки, а короткая летняя юбка-разлетайка, я полезла вверх, вынужденно не считаясь с возможностью нанести урон целомудренности Сергея Ивановича.
Первый просмотр снизу доверху не принес результата. Во всяком случае, мне. Сергей Иванович, насколько я заметила боковым зрением, был чрезвычайно поглощен увиденным. Я искренне надеялась, что он не будет этим разочарован.
Спустившись вниз и передвинув с помощью Сергея Ивановича стремянку в другой конец стеллажа, я повторила восхождение.
На третьей полке лежал рулон, на котором пыли было заметно меньше, чем на соседних. Так и должно быть, если его недавно снимали с полки. Я тоже попробовала его снять, и это неожиданно у меня получилось, рулон был не слишком тяжел. Мне удалось опустить один его конец, который подхватил Сергей Иванович и этим завершил дело.
Вынеся рулон в зал, мы развернули его на полу.
— Ах, черт, — огорченно воскликнул директор, — что за ерунда!
Источником досады Сергея Ивановича и моей плохо скрываемой радости был большой прямоугольный вырез прямо на животе изображенного на картине незнакомого мне генерала со странной интеллигентской бородкой.
— Кто это? — спросила я раздосадованного директора.
— Булганин, — укоризненно пояснил он, — молодежь его уже не знает, а ведь большим был человеком, министром обороны. И это при живых-то Жукове, Рокоссовском, Василевском.
Размер выреза, насколько я заметила, значительно превышал габариты «Цыганки». Это легко было объяснить, если предположить, что холст для подделки заготавливался до того, как стало известно, какую именно картину необходимо фальсифицировать.
— Интересно, — продолжал директор, — кто же это такую дыру ему проделал?
— Моль, наверное, — пошутила я. Шутка удалась, Сергей Иванович рассмеялся и покачал головой:
— Ничего страшного. Как вы, наверное, заметили, у нас таких навалом, может, и еще один Булганин есть.
— Это не тот, который попал потом в антипартийную группу? — припомнила я что-то из истории.
— Он самый, — подтвердил директор.
— Булганин, Молотов, Каганович и… и… — замялась я. Память у меня, конечно, хорошая, но не до такой же степени.
— И примкнувший к ним Шепилов, — удовлетворенно закончил мой собеседник, — так во всех газетах и писали. Даже анекдот такой был. Вопрос: какая самая длинная в СССР фамилия? Ответ: и примкнувший к ним Шепилов.
— Вот Шепилова я и забыла.
— Удивительно, что остальных помните, — одобрительно покачал он головой, — я вижу, что ваша организация умеет подбирать кадры. Приятно поговорить с образованным человеком.
Не скрою, его похвала была мне приятна. Знал бы он только, какую организацию я действительно представляю.
— Знаете, Сергей Иванович, вы не первый в этом городе, к кому я обратилась с подобным предложением. И везде мне отвечали, что в период борьбы с культом личности, при Хрущеве, такие полотна были уничтожены. Как же вас миновала чаша сия?
— Очень просто. В те годы директором Дома культуры был один ортодоксальный сталинист. Он на свой страх и риск не стал их уничтожать, а потом это уже никого не интересовало.
— Понятно. Действительно, все просто.
Нужно было как-то мотивировать свой отказ осматривать другие картины. У меня, естественно, не было ни малейшего желания поднимать пыль в кладовке с риском заработать силикоз.
— Сергей Иванович, — задумчиво наморщив лоб, сказала я, — неважное, скажем прямо, состояние этого полотна навело меня вот на какую мысль: не следует ли нам с вами проводить дальнейший отбор картин в присутствии и при участии специалиста-художника. Я уверена, что некоторые полотна нуждаются в реставрации перед транспортировкой. Я опасаюсь также, что своими неквалифицированными действиями мы можем нанести им непоправимый урон. Он пожал плечами:
— Возможно, я в этом слабо разбираюсь.
Я так и думала, скорее всего он был партийным функционером. То есть человеком, который слабо разбирался во всем, кроме антипартийных группировок и собственной выгоды.
— У вас в Доме культуры, наверное, есть такой художник?
— Сейчас нет, — печально ответил директор, — штаты сильно сократили. Но, когда возникает необходимость, — оживился он, — мы приглашаем художника по договору. Очень квалифицированная женщина.
— И когда же возникает такая необходимость?
— Праздники, выборы и тому подобное. Как раз месяца полтора назад были какие-то выборы.
При их нынешнем изобилии упомнить, какие именно, никакая память не в состоянии.
— У вас есть ее координаты? — вкрадчиво поинтересовалась я.
— Есть, конечно. Но давайте я сам с ней поговорю.
— Нет, нет. Я должна предварительно проконсультироваться со своим руководством. Неудобно получится, если они пришлют своего специалиста.
— Да, пожалуй. Тогда пройдем ко мне в кабинет.
Выходя из Дома железнодорожной культуры, я держала в руках клочок бумаги, на котором под телефонным номером значилось: Назарова Зинаида Викторовна.
Вернувшись домой, я позвонила Троицкому.
Он дисциплинированно дежурил у телефона согласно моим указаниям.
— Лев Владимирович, такое имя, как Назарова Зинаида Викторовна, вам что-нибудь говорит? — спросила я без лишних предисловий.
— Назарова, Назарова, — прошептал он про себя, — что-то припоминаю. Кажется, есть такая художница, член Союза. А что?
— Ничего особенного. Можете, не привлекая лишнего внимания, узнать ее адрес?
— Очень просто.
— Сделайте это, пожалуйста, прямо сейчас и перезвоните мне.
— Хорошо, — охотно согласился он и положил трубку.
Едва я успела на скорую руку перекусить тем, что удалось обнаружить в давно не пополняемом холодильнике, как раздался звонок Троицкого:
— Таня, записывайте адрес Назаровой.
— Одну минуту, я возьму карандаш и бумагу. Давайте.
Троицкий продиктовал адрес и добавил:
— У нее есть еще мастерская. Ее адрес нужен?
— Еще как.
— Смурский переулок, шестнадцать.
— Спасибо, Лев Владимирович. На сегодня вы свободны. Ждите моего звонка завтра утром.
— Хорошо, до завтра.
— Всего хорошего.
Придется сегодня вечером нанести один непрошеный визит. И сделать это необходимо втайне от хозяев, вернее, от хозяйки. Но для этого необходимо должным образом подготовиться.