и, накормив удалились из избы, я слегка наехал на иерея:

— Лучшего ничего не могли придумать, Ваше Преподобие?

— А, что я мог «лучше» придумать, Ангел, когда Вы в беспамятстве сутки лежали и бредили? — резонно заметил тот, оправдываясь, — доктора, Михаила Ефремовича позвал и, это… Так и, так говорю — сынок родной с польского фронта возвернулся! Какую ещё «легенду» я мог придумать? Сами подумайте…

Согласен, возможности у него довольно ограниченны! Навряд ли, в семинарии его учили придумывать «легенды» для нелегалов — а сама жизнь и карьера священника, эти теоретические знания оттачивала на практике. Тем более, вряд ли среди его близких знакомых были какие-нибудь «урки» — которые могли мне «сделать» липовые «ксивы».

— … А так, всё наполовину уже сделано: довоенные документы Серафима уже имеются — нужно лишь оформить с них советские.

Ну… Что тут скажешь? Тоже — вполне резонно.

— Да к тому, — Отец Фёдор сделал умиротворённое лицо, — я вижу в сём знамение — знак свыше…

— В смысле?

Тот, крестясь на иконы в углу:

— Долго мы с матушкой ждали сыночка с войны… Денно и нощно молил я, просил Господа и услышал он мои молитвы — дал вместо моего Серафимушки, Серафима Шестикрылого[1]…

Священник, от переизбытка чувств, с привсхлипываниями зарыдал в голос, слёзы обильно потекли в седую бороду:

— Для спасения матушки России от Антихриста Грядущего…

Волей-неволей на ум пришли слова Александра Сергеевича:

'Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился,

И шестикрылый Серафим…

…В портале с компом появился'.

— Извините, какого года ваш сын… — спросил когда он успокоился, — в каком году родился?

— Что?…Ах, да! Мой Серафимушка родился третьего апреля тысяча девятисотого года.

— Так, значит мне сейчас полные 22 года?

— Совершенно верно.

«Ровесником века буду. Тоже не плохо — меньше буду в старости с определением собственного возраста париться».

Был такая у меня проблемка под конец «той жизни»… А здесь — посмотрел на дату в календаре, откинул первые две цифры — и никаких проблем. Лишь бы дожить мне до второй собственной старости и «того» возраста!

Ещё вот одна досада:

— Если честно, надеялся на более «красную» биографию…

Отец Фёдор, сделал удивлённое лицо:

— «Красную биографию»⁈ Вы своё лицо в зеркале видели? Да на нём же, самое меньшее — гимназическое образование, как русским языком написано. Не знаю как будет при новых властях (обещаниями то, все мы сильны!), а при прежних — отроку из простого народа его получить, было почитай что невозможно…

Он, отрицающе покрутил головой и добавил:

— Не… Как не думай, как ни старайся — а за пролетария Вас не выдашь!

Действительно… Это было бы ещё и, крайне подозрительно. Конечно, артистический «дар» во мне с самого раннего детства замечен был — но не до такой же степени, чтоб к примеру — успешно «косить» под слесаря с Путиловского завода⁈

— Да и, зачем? Мало ли среди большевиков детей купцов, дворян да поповичей? — продолжил священник, тоном умудрённого житейским опытом взрослого беседующего с дитём неразумным, — вот, взять наш городок: из пяти коммунистов лишь Фрол Изотович из чистокровных пролетариев. А, начальник милиции — Абрам Изральевич Кац, происхождения самого — что ни на есть буржуазного, хоть и скрывает это!

И в самом деле: ни разу не слышал, чтоб отец Ленина в шахту уголёк рубить спускался, а батька Троцкого — в лаптях по пахоте за сохой тусил, или предположим — невод в сине море закидывал! Возможно, я сильно запамятовал — но среди большевистской верхушки, лишь Ворошилов — «чистый» пролетарий, да «дедушка» Калинин. А вот Сталин — уже «ближе» ко мне… Он сын сапожника-кустаря, по марксисткой терминологии — «мелкого буржуя» и, кроме того — недоучившийся семинарист.

— … Ну, а остальные трое большевиков — дети разночинцев да мещан.

Посмотрев по сторонам, он наклонился поближе к моему уху и прошептал:

— Вы главное, делайте как они: побольше болтайте про Маркса, Энгельса и мировую революцию — и будете «в доску» своим.

— Ладно, понял, хорошо…

Это-то как раз, без проблем! Почему-то, «там» на меня по молодости любили вешать «общественную» работу и, хотя от комсорга в школе и институте удавалось отбояриться — но вот с докладами выступать, стенгазеты оформлять, да политинформации вести — мне доводилось регулярно. А в армии сповадился до комсорга роты: приказали — куда мне деваться? Так что, марксистко-ленинской фразеологией я владею в полной мере и, если что — самому Троцкому, смогу по ушам проехаться.

ХАХАХА!!!

Конечно, последнее моё утверждение — просто пустая бахвальба!

Однако, одного умения чесать по ушам партийным словом, определённо маловато чтоб сойти за своего, или хотя бы легализоваться в качестве местного поповича:

— А на лицо как? Неужели, я до такой степени похож на вашего сына — что никто не заметит подмены?

— Схожесть, определённо есть — я это сразу заметил, — задумчиво рассматривая моё лицо, степенно пояснял мой названый отец, — обликом мой Серафим был самым обыкновенным: если издали смотреть — так из четверых трое на него похожи будут. Да к тому ж, с десяти лет он в Нижегородской гимназии учился — здесь крайне редко бывал… Все, поди и забыли уж — каков он лицом!

Помолчав, добавил:

— Да и, моё слово будет решающим: признал Вас принародно — значит, Вы — мой сын!

Ну, что сказать? Всё что не делается — делается к лучшему!

— Хорошо, отец! Тогда переходим на «ты» — даже с глазу на глаз: ибо и, «у стен могут быть уши».

Тот, несколько обескураженно согласился:

— Хорошо, переходим на «ты», Серафим! Хотя я вот, твоего деда — на «Вы» величал до самого…

Он перекрестился на образа в углу и закончил грустно:

— Да, видать новые времена — новые обычаи. Отдыхай пока, Серафим — скоро придёт доктор…

Попрощавшись он удалился, а я опять вырубился.

* * *

Сразу заметно, что в этом мире нет, не только Интернета — но и самого простенького чёрно-белого телевизора, хотя бы с тремя государственными каналами!

Пришедший ко мне на следующий день «с утра» доктор, представившийся Ракушкиным Михаилом Ефремовичем (на редкость приятный в общении и словоохотливый человек, должен отметить), завис чуть ли не до обеда. Мне, это было донельзя на руку: слушая его и обратно — сам рассказывая всякие занимательные истории, которых я знал просто