Неслышно приблизившись к дверному косяку, Мона увиделагоревший ночник, шнур от которого тянулся к розетке на противоположной стене.Сквозь кружевные занавески в комнату проникал мягкий свет уличных фонарей. Накровати, повернувшись на бок, лежал Майкл — в безукоризненной белизны пижаме,столь тщательно выглаженной, что виднелась даже стрелка на рукаве. На маленькойподушечке покоилась ладонью вверх его рука. Мона слышала его глубокое, тяжелое,хрипловатое дыхание.

Но Майкл не чувствовал ее присутствия. Он крепко спал ибормотал во сне что-то непонятное.

Мона тихо проскользнула в комнату.

Его дневник лежал на столике возле кровати.

Мона узнала его по обложке. Она видела, как Майкл записывалв него что-то сегодня вечером. Мона сознавала, что читать чужие дневникинедопустимо, но ей так хотелось хотя бы мельком увидеть несколько слов.

А что, если только заглянуть в него — всего лишь однимглазком?

«Роуан, вернись ко мне. Я жду».

Тихо вздохнув, Мона закрыла дневник.

Сколько пузырьков с таблетками! Да уж, врачи простозакормили его лекарствами. Большинство названий были Моне знакомы: такие жепрепараты довольно часто принимали старшие Мэйфейры — либо для нормализациидавления, либо в качестве мочегонного. Правда, многие из этих снадобий давалипобочный эффект: выводили из организма кальций, как, например, это случилось сАлисией, когда она однажды решила вдруг привести себя в порядок и начала ихупотреблять, чтобы похудеть. Некоторые наименования лекарств, однако, Монавстречала впервые. Очевидно, именно из-за них он все время ходил полусонный.

Она бы сделала ему большое одолжение, если бы выбросила всюэту коллекцию в мусорное ведро. Единственное, что ему было нужно, так этонапиток Мэйфейрских ведьм. Мона решила, что, как только вернется домой,обязательно залезет в большой фармацевтический справочник, который был у них вбиблиотеке, и прочтет об этих лекарствах. Взять хотя бы ксанакс. Эта дряньможет кого угодно превратить в зомби, тем более если принимать ее по четырераза в день. Помнится, Алисии врачи запретили принимать этот препарат, потомучто она поглощала его горстями, запивая вином и пивом.

Да, пожалуй, эту комнату и в самом деле можно назватьнесчастливой. Хотя декоративная отделка окон и люстра отличались красотой иизысканностью, тем не менее следует признать, что комната в целом производитвесьма унылое впечатление и не способствует созданию радостного настроения. Ктому же и здесь ощущается тот странный запах.

Преследовавший Мону запах был очень слабым, но, тем неменее, несомненно, присутствовал — изысканный аромат, чуждый духу этого дома иимевший некое отношение к Рождеству.

Мона подошла ближе к очень высокой старинной кровати ивзглянула на дядю Майкла. Его голова утонула в белоснежной подушке, но темныересницы и брови были на удивление отчетливо видны. Этот яркий представительсильной половины человечества являл собой воплощение воистину совершенноймужской красоты. Чуть больше тестостерона — и он скорее походил бы на обезьянус мохнатой грудью и кустистыми бровями. Но этой капли как раз не хватало, апотому вышло как раз то, что надо.

— «Да будет славен прекрасный новый мир, —прошептала она, — в котором есть такие люди!» [13]

Майкл находился под действием лекарств, и будить егобесполезно — в этом Мона не сомневалась.

До Рождества он почти постоянно носил перчатки, объясняя эточрезмерной чувствительностью своих рук. Сколько раз Мона пыталась поговорить сним об этом! Но сегодня он несколько раз повторил, что больше в перчатках ненуждается. Еще бы! Если каждые четыре часа принимать по два миллиграммаксанакса вместе со всей прочей дрянью, можно вообще лишиться всяких ощущений.

Именно избыток всяческих снадобий довел Дейрдре до полногоотупения и лишил ее жизненных сил. Кто знает, какие возможности были при этомутеряны! Но больше подобного никогда не произойдет.

А это что еще за симпатичная склянка? Элавил? Очередное успокоительное?Ничего себе! Да еще в какой лошадиной дозе! Удивительно, что Майкл вообще сумелспуститься вниз, не говоря уже о том, что во время шествия нашел в себе силынести Мону на плечах. Бедняга, да и только. Такое обращение с ним иначе каксадистским не назовешь.

Мона легонько дотронулась до щеки Майкла. Как она гладковыбрита… Он не проснулся, а лишь протяжно вздохнул — а может быть,зевнул, — такие звуки способен издавать только мужчина.

Она не сомневалась в том, что в конце концов сможет его разбудить.Действительно, он же не в коме. Но тут ее точно громом поразило: ведь этимвечером она уже успела переспать с Дэвидом. Какая досада! Все прошло нормально,и секс был вполне безопасным, но все-таки после этого действа Моне было немногоне по себе. Словом, прежде чем будить Майкла, нужно обязательно принять теплуюванну.

Как же она не подумала об этом раньше?! Ведь ее платье досих пор испачкано землей. Быть тринадцатилетней — просто беда. Невозможнопостоянно сохранять опрятный вид. То забудешь сделать одно, то другое. И таквсегда. Что ни говори, но даже Алисия сумела это заметить:

— То ты маленький компьютерный гений, то начинаешьвопить, что не можешь найти свою куклу. А ведь я говорила, что все твои куклы вкабинете. Да и кому они нужны, твои чертовы куклы?! Господи, как я рада, чтомои тринадцать остались в далеком прошлом! Ты же знаешь, что мне было именностолько, когда я тебя родила.

Нашла кому рассказывать! Да, Моне было всего лишь три года,а матери шестнадцать, когда та потеряла ее в «Мэйсон Бланш» [14]и не могла найти целых два часа!

— Подумаешь, я просто забыла о ней, —оправдывалась тогда Алисия. — Мне казалось, что я вовсе не брала ее ссобой в город.

Только в шестнадцать лет может прийти в голову, что этодостаточное оправдание. Хотя для Моны тогда все сложилось не так уж и плохо. Покрайней мере, она всласть накаталась на эскалаторах.

— Обними меня, — тихо произнесла Мона, глядя наспящего Майкла. — У меня было такое ужасное детство!

Но он спал, словно заколдованный волшебной палочкой какой-тофеи.

Возможно, Мона избрала не слишком подходящую ночь, чтобызаманить Майкла в постель. Да, начинать штурм нужно, хорошоподготовившись, — все должно быть безукоризненным. А между тем Мону ужетерзали сомнения. И не только из-за Дэвида, но и из-за юбки, испачканнойкладбищенской землей, и из-за того, что к волосам прилипли жухлые листья. Нидать ни взять Офелия, разве что еще не столь сексуальна.