шок заставляет меня замереть на месте, при виде женщины, стоящей прямо за барной стойкой. Уже больше года я не видела свою мать и не разговаривала с ней.

Мои глаза скользят по ней, оценивая ее потрепанный вид. Я похожа на эту женщину больше, чем хотела бы признать, но, если мои длинные волосы, поцелованные солнцем, чистые и волнистые, то ее — грязные и завязанные сзади. Мои голубые глаза ясны, а ее затуманены тем, чем она в данный момент занята.

Шок проходит не сразу, и на смену ему приходит гнев. Не теряя времени, я подхожу к ней, впиваясь ногтями в ладони.

Она нервно улыбается.

— Привет, детка. Ты хорошо выглядишь.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, отказываясь от всех любезностей.

— Разве я не могу зайти и посмотреть, как поживает моя дочь?

— Можно, но прошел уже год, и у тебя есть другая дочь, которая нуждается в тебе больше.

При упоминании Крисси ее губы сжимаются в тонкую линию.

— Послушай, я знаю, что прошло много времени. В последнее время все было… трудно.

Она не знает, что это значит, потому что в любой момент, когда жизнь становится трудной, она уходит.

— Я пришла сюда не для того, чтобы ссориться. Мы можем поговорить минутку, пожалуйста?

Я подумываю выгнать ее, не заботясь о том, что она скажет, но любопытство берет верх, и я жестом указываю на один из столиков в дальнем углу. Она направляется туда, оставляя за собой запах водки.

Ее взгляд перемещается по бару, когда она садится.

— Место выглядит отлично. Дела идут хорошо?

Я пожимаю плечами.

— Это позволяет оплачивать медицинские счета.

Она вздергивает подбородок и сужает глаза.

— Почему ты всегда так делаешь?

— Что делаю?

— Бросаешь мне в лицо свою сестру.

У меня на языке вертится мысль сказать ей, что у нее две дочери, одна из которых нуждается в ее постоянной заботе и внимании, но я сдерживаюсь. Мы с Крисси не имеем для нее никакого значения. Я часто задаюсь вопросом, а имели ли мы вообще.

— Говори, что хочешь, мама, а потом убирайся отсюда.

Она поднимает руки перед собой, сдаваясь.

— Хорошо. Хорошо. Мы сделаем это по-твоему. — Она делает паузу, ее нижняя губа дрожит.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Она всегда была прекрасной актрисой.

— Мы с Джерри расстались, — лепечет она.

Я смотрю на нее в ответ, удивляясь, почему она думает, что меня это волнует. Я даже не знала, что она встречалась с парнем по имени Джерри.

— Он сбежал однажды ночью, забрав почти все, что у меня было, и больше не вернулся. — Слова произносятся печальным шепотом, но я не испытываю к ней никакого сочувствия.

— Ну, мама, может быть, тебе пора привести себя в порядок и перестать встречаться с неудачниками.

Ее плечи напрягаются, лицо сжимается в гневе. Фасад рушится, как я и предполагала.

— Я стараюсь, Зоуи. Просто… мне нужна помощь, чтобы встать на ноги.

Меня наконец-то осеняет мотив ее присутствия здесь, и я горько смеюсь.

— Ты просто невероятна.

— Речь идет о небольшом займе, — поспешно говорит она. — Я расплачусь с тобой, как только приведу свою жизнь в порядок.

— Как ты смеешь, — огрызаюсь я, мой голос разносится по бару, но я слишком зла, чтобы заботиться об этом. — Как ты смеешь приходить сюда и просить у меня деньги, когда я едва могу позволить себе заботиться о сестре!

— Я хочу выздороветь, Зоуи. Для тебя и Крисси.

— Чушь! Я уже однажды на это купилась, и больше не буду.

Несколько лет назад мне удалось наскрести пять тысяч долларов, чтобы дать ей, потому что она пообещала, что станет чище и будет лучшей матерью. Но этого не произошло. Она потратила их на выпивку и наркотики.

— На этот раз я серьезно. Я даже искала реабилитационные центры и…

— От тебя сейчас пахнет алкоголем. Всегда решаешь свои проблемы с помощью бутылки, не так ли, мама?

— Это говорит женщина, которая владеет баром, — парирует она.

— Этот бар оплачивает медицинские счета Крисси. Те, которые ты оставила исключительно на моих плечах.

— А чего ты ожидала? — плачет она. — Хочешь знать, почему я такая, какая есть? Посмотри внимательно на свою сестру. Ты хоть представляешь, как тяжело было о ней заботиться?

— Да, мам. Я действительно очень хорошо представляю. И занимаюсь этим с самого детства.

— Ну что ты, Зоуи. Ты всегда жалеешь себя. Тебе не нужно было брать на себя финансовую ответственность. Государство поместило бы ее в эту больницу, и никому из нас не пришлось бы платить ни цента. Ты решила взвалить эту проблему на себя.

— Она не проблема, мама. Она — человек. Моя сестра. Твоя дочь! — слезы застилают мне глаза, когда я думаю о несправедливости всего этого, особенно для Крисси. — Она яркая, красивая девушка, которая заслуживает любви, как и все остальные. Мы оба заслуживаем, а ты никогда не давала нам этого! — я с силой бью ладонями по столу. — Ты сошла с ума, если думаешь, что я дам тебе хоть цент. Все деньги, которые я зарабатываю, идут моей сестре.

— Я твоя мать!

— Ты не мать. Ни для меня, ни для Крисси. А теперь убирайся из моего бара и больше не возвращайся.

Она отталкивается от стола и встает, опрокидывая стул в гневе, и смотрит на меня сверху вниз.

— Вы обе были самыми большими ошибками в моей жизни, как и твой отец.

Обидные слова не становятся для меня неожиданностью, но, несмотря на это, они пронзают мою грудь, проникая глубоко в душу.

— Тебе нужна помощь, Зоуи? — Фрэнк встает рядом со мной, его рука сжимает мое плечо, и он смотрит на мою мать.

Я тянусь к его утешению, нуждаясь в нем, чтобы скрыть холодную боль, пульсирующую в моих венах. Боль, которую я не должна больше чувствовать, когда речь идет об этой женщине.

— Нет, Фрэнк. Все в порядке. Она как раз уходила.

Моя мать крутится на каблуках, из нее вырывается гневный крик, и она выбегает из бара. Только когда за ней захлопывается дверь, я делаю первый полный вдох, но он болезненный, и мне трудно дышать.

— Ты в порядке, милая? — спрашивает Фрэнк, в его голосе звучит сочувствие.

Я киваю, так как не могу подобрать слова. Сглотнув, я, наконец, нахожу их.

— Ты не против закрыться? Мне сейчас очень нужно навестить сестру.

— Конечно. Ты иди. Мы с Тарой справимся.

— Спасибо. — Слегка сжимая его руку, я хватаю свои вещи и ухожу, благодарная за то, что мамы уже не видно.

По дороге