Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очередной сон: страшный и тягучий; ты сидишь ночью на железной дороге, окруженный лесом, а по рельсам кто-то стучит, и стук приближается к тебе, выискивает тебя среди холодных шпал. Ну а ты бы хотел превратиться в маленький камушек или песчинку, стать предметом, которому неведом страх. Вот бы научиться летать, преодолевать закон тяготения и иметь возможность покинуть эту страшную планету, однако это нереально. Может, сам дьявол и придумал эту силу, эту ужасающую гравитацию, что держит людей цепями невидимых кандалов?
Время года — ночь. Мысли мечутся в черепной коробке, покусанные бешеными псами паранойи. А стук приближается — рельсы аж подрагивают. Холодный ветер покачивает кроны деревьев: те выглядят полуживыми. Мальчик поднимается на ноги, но его тут же пошатывает, точно он и сам одно из деревьев. Кое-как устояв, он принимается, неловко переступая ногами, брести прочь от настигающего его звука. Сзади раздается голос, мальчик оборачивается и видит черный силуэт Соломенного Человека. Тот идет по шпалам, постукивая по рельсам длинным молотком. Ручка молотка сделана как будто из резины: она извивается змеей и бьет молотом по длинным металлическим линиям. Мальчик кричит и принимается бежать. А Соломенный Человек продолжает его преследовать.
— Это началось с ним лет с пяти-шести, — говорит его мама женщине в белом халате, у которой кудрявые волосы и оттягивающие рот вниз, словно прорезанные ножом, две глубокие морщины, выходящие из уголков ее губ.
— Расскажите мне все поподробнее, пожалуйста, — просит врач, а морщины на ее лице извиваются, смеются.
— Артем начал бояться насекомых, но, знаете ли, не простых насекомых.
— Не простых?
— Да. Ему казалось, что за ним охотятся какие-то большие пауки или тараканы.
— Охотятся? Что вы имеете в виду?
— Ну, знаете… — Мама смотрит на Артема, тот раскрашивает детскую раскраску за столиком, диван под ним черный и приятный на ощупь. А раскрашивает он эскиз деревенского домика. Возле домика на лужайке сидит собачка. А за окном кабинета врача идет снег, и такой он пушистый и мягкий, что может укрыть собой весь город, словно огромным теплым одеялом… — Артем начал беспокоиться, — продолжает говорить мама, — он, как бы… я хочу сказать, что у него не было галлюцинаций, вы не подумайте, но он думал, что вот-вот их увидит.
— Увидит насекомых? — переспрашивает врач.
— Да, — мама вздыхает, — он боялся, что в какой-то момент обернется, например, и увидит за своей спиной огромного паука. Или боялся того, что стоит ему закрыть глаза в ванной, пока он моет голову, как в ванной появится гигантский жук, и как только он откроет глаза, то увидит его. Понимаете?
— Почему ты боялся этого? — спрашивает врач у Артема. — Ты не любишь насекомых?
Артем раскрашивает собачку. Он не хочет слушать про насекомых. За окном идет снег. Он хотел бы закричать, потому что тишина, возникшая после вопроса от врача, начинает его душить, давить, бить по перепонкам своими невидимыми, но такими плотными лапами. Лапками.
Человек сделан из соломы. Соткан из стеблей, а лицо как у кролика. Артем много лиц видел, и большинство из них ему не нравились. Все они были какими-то скользкими, переменчивыми. В детском садике было страшно, особенно когда приходилось играть с другими детьми, потому что он не хотел играть, не хотел слышать их смех, крики, голоса, видеть лица, руки, пальцы. Когда был тихий час, Артем лежал на своей кровати и представлял, что рядом с ним лежит большой добрый пес, которого он про себя называл Мартином. Мартин рассказывал Артему всякие веселые истории, а еще они обсуждали всех этих людей. Мартину они тоже не нравились, он говорил, что ему даже кошки милее, чем люди.
На обед в садике давали что-то не очень вкусное, Артем всегда старался не есть эту пищу, но тогда его ругали и заставляли глотать тефтели, баклажаны, огурцы, супы, макароны. А время тянулось всегда долго, порой и вовсе замирало. На уроках чтения, когда все дети принимались читать вслух по очереди сказку, Артем мог прочесть такие слова, которых не было в тексте. Это и стало причиной его первого визита к психологу. Это была молодая женщина, и волосы у нее были прямые, длинные и ярко-рыжие, точно обожженные июльским солнцем.
— Я думаю, что у вашего ребенка есть симптомы аутизма, — кричала мама в телефонную трубку. — Представляешь, она мне прямо так и сказала. Говорит, ваш ребенок не может адекватно воспринимать социум, он уходит в себя, сбегает от реальности.
А потом его стал пугать Соломенный Человек. Он появился как-то у зеленого забора детского садика, стоял и смотрел на то, как Артем возится в песочнице вместе с несколькими другими детьми. Тогда Соломенный Человек выглядел нормально — он умел принимать человеческое обличье, если ему это было необходимо. Однако Артем сразу понял, как его увидел, что это не человек. Это был монстр. Когда прогулка была окончена и воспитательница принялась собирать детей и уводить их обратно в садик, Артем увидел, как Соломенный Человек просунул свою голову между зеленых металлических прутьев и показал ему свои зубы. Они были длинные и белые, как узкие скальпели, холодные кинжалы смерти.
Артем еще не раз видел этого человека, но тот никогда не подходил к Артему близко. Мальчик обычно замечал Соломенного Человека где-то вдали. Тот наблюдал за ним, кривил рожи, смеялся, плевался, а порой принимался гавкать или страшно кричать. Но никто его не слышал, только Артем.
Соломенный Человек был и на линейке, когда Артем, будучи первоклашкой, стоял с букетом цветов, под палящими лучами солнца на площадке перед украшенной лентами школой. Директор школы, мужчина лет сорока в пиджаке светло-голубого цвета, говорил в микрофон напутственную речь, полную пафосных ноток, а Соломенный Человек в это время смотрел на Артема из школьного окна второго этажа и смеялся.
Единственным, кто понимал мальчика, был пес Мартин. Это был его союзник и добрый друг. Однако Мартин появлялся все реже, потому что Соломенный Человек обладал особенной силой, дьявольской силой, что мешала Мартину приходить к Артему.
— Он вылез из самой страшной ночи, из кошмара Бога, — говорил Мартин своим низким голосом. — Это дьявольское отродье, он прячется в страшных снах, канализационных люках и мерзких улыбках всех этих низких людей. Ты же понимаешь, о ком я говорю?
— Кажется, что да.
— Ты не