– Конечно, она мать.

– Да, мать. Но мне вера помогает, а она… Она-то и всегда больше в меня верила, чем в Бога, а теперь совсем…

– Ожесточилась?

– Да.

– А вы?.. Не ожесточились?

Арсений посмотрел на Марину.

– Вы же не думаете, что я служил Богу, надеясь на его особое ко мне отношение?

– Нет.

– От несчастья никто не застрахован, никто. Эх, если б нам удалось в другое место перевестись! А там все о нем напоминает, и река везде видна, куда ни пойди…

– Он… утонул?

– Да.

– А сколько ему было?

– Семь лет. Один у нас был, единственный. Наташа больше не может родить…

– Горе какое…

И Марина заплакала сама. Они так никуда и не ушли с этой лавочки – все сидели в стеклянном закутке, все говорили и говорили. Дождь прошел, троллейбусы подъезжали, с шипением раскрывали двери, кто-то входил-выходил, а они ничего не замечали.

– Совсем я вас заговорил, простите. У вас же дела, наверное.

– Нет, нет, ничего. Я все думаю, как бы помочь вам.

– Да чем тут поможешь.

– Вы ведь не захотите, чтобы я с вами туда пошла?

– Куда?

– Ну, туда. Как это у вас называется? Управление делами? А я могла бы помочь прошение ваше сдвинуть. Да вы и сами могли бы, но вам нельзя, для себя нельзя, а мне можно.

– Нет, я не знаю… Это как-то… Да и странно будет выглядеть, если вы со мной придете. Они спросят: «Кто это?»

– Да не спросят. А спросили бы – я ваша духовная дочь, разве не так?

– Так, но… Нет, это как-то нехорошо. А что бы вы сделали? – спросил он вдруг с любопытством.

– А вы не знаете? Вы же сами это делаете!

– Я?

– Со мной вы что сделали? Вы меня привели к раскаянью, разве не так? А я ведь сопротивлялась.

– Так, но…

– Вот и я! Не так мощно, как вы, да и цель другая, но я могу… подтолкнуть. Вот представьте, в метро, например – сидит молодец, а над ним старушка стоит, он место не уступает, потому что ему стыдно. Да-да, стыдно! Подросткам это трудно. Можно ему вслух сказать: «Встань-ка, пусть пожилой человек сядет!» А можно изнутри подтолкнуть, чтобы он перестал стыдиться хорошего поступка и с радостью это сделал. Вот как-то так.

– Интересно. Какая вы, надо же…

– Вы же сами меня напутствовали любовь нести в мир! Вот я и пытаюсь… по мере сил.

– А в Бога по-прежнему не верите?

– Я верю. Вы знаете во что.

– В Любовь, да.

– Но в церковь… уж вы простите меня. В церковь не верю.

Арсений только вздохнул. Марина задумалась:

– Ну ладно. Пойдем другим путем. Вам все равно, где служить?

– Все равно. Хоть в Тьмутаракани.

– Сейчас я позвоню. Есть один человек. Может, мы сегодня и…

Марина позвонила Валерии и после разговора с ней улыбнулась Арсению, который смотрел на Марину с удивлением и надеждой:

– Сейчас, она мне перезвонит… Ага!

И они поехали к мужу Валерии Анатолию в офис.

– Сама. Сама с ним поговоришь, – сказала Валерия. – Что ты его боишься? Он все сделает.

Марина действительно побаивалась Анатолия – крупный, мощный, молчаливый, воплощение власти и силы, он был значительно моложе Валерии и относился к ней с трепетной заботливостью. Но Марина чувствовала исходящую от него волну мужского интереса к ней и потому слегка трусила. В офисе они оробели оба – их передавали с рук на руки, от одной секретарши к другой, пока не ввели в кабинет Анатолия. Он встал, встречая их, потом усадил и спросил:

– Ну что, может, для начала чаю подать? Или кофе? Марина?

– Спасибо, с удовольствием. Я бы кофе выпила.

– А я не откажусь от чая. Спасибо.

– И… Анатолий Владимирович, можно каких-нибудь бутербродов, а то отец Арсений не обедал.

– Да что вы, не утруждайтесь!

Анатолий рассматривал их с еле заметной усмешкой в глазах:

– Марина, что ж ты меня по отчеству величаешь, чай, не чужие. Интересно, я сам-то обедал? Вроде бы нет. Тогда, может, быстренько поговорим, а потом пообедаем вместе?

Марина ощутила легкую панику, да и отец Арсений заволновался:

– Благодарствуйте, но не смогу, к сожалению. Уж не обессудьте.

– Анатолий Влади… Правда, Анатолий, давай как-нибудь в другой раз…

А сама подумала: «Ишь, развлекается».

– Ну, в другой раз так в другой раз. Кофе-бутерброды сейчас принесут. Так что за дело у вас?

Марина все объяснила, Арсений только кивал. Анатолий думал, рассеянно постукивая карандашом по столу, потом сказал:

– А почему бы и нет? Сколько я им денег жертвовал, пусть хоть что-нибудь для хорошего человека сделают, правильно? Костромская епархия вам подойдет?

– Да! Конечно! А возможно?

– Почему ж невозможно? А здесь, в Москве, кто по этому делу главный? Так, хорошо. Ну что ж, ждите, как говорится, ответа.

– Положительного? – строго спросила Марина, и Анатолий рассмеялся:

– Положительного! Я надеюсь.

«Надо же, – подумала Марина, – когда смеется, он и на человека похож…»

– Значит, не станете со мной обедать? Ну что ж, тогда всего вам хорошего!

Отец Арсений, не чуя под собою ног, вышел первым, а Марина, поддавшись порыву, привстала на цыпочки и поцеловала Анатолия в щеку – спасибо!

– Пожалуйста…

Глаза у него смеялись, а Марина, уходя, никак не могла понять: показалось ей или нет, что Анатолий на секунду – пока она целовала – прижал ее к себе, приобняв за спину сильной рукой? Да нет, не может быть… И тут же вспомнила, как при первом знакомстве Анатолий поцеловал ей руку и заглянул в глаза, проведя большим пальцем по ее ладони – такое интимное движение, такое… чувственное!

– Неужели получится? – Отец Арсений взволновался так, что опять был готов заплакать. – Могу я Наташу-то обнадежить, как вы думаете?

– Можете. Раз он сказал – сделает.

– Марина, у меня просто слов нет, чтобы…

– Не надо, не надо. Я же не для этого, вы ведь понимаете. Не мне бы вам Екклесиаста-то напоминать: «Отпускай хлеб твой по водам…»

– «Потому что по прошествии многих дней опять найдешь его». Верно, верно. И все равно – спасибо.

– А знаете что? Может быть, вы все-таки приедете к нам в гости? Завтра? Или послезавтра? С Наташей?

– Не знаю, захочет ли она. У нее такая депрессия.