Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плотный поток запрудил северную автостраду от Эшфорда до лондонского аэропорта. Солнце сияло на перегретой нитроэмали. Усталые водители высовывались из окон, слушая новости по радио. Запертые в автобусах будущие авиапассажиры следили, как поднимаются с далеких взлетных полос аэропорта реактивные лайнеры. К северу от зданий терминала я видел эстакаду над въездным туннелем аэропорта, забитую машинами, готовыми повторить в замедленной съемке нашу аварию.
Хелен Ремингтон достала из кармана плаща пачку сигарет и поискала на приборной доске прикуриватель – ее правая рука испуганной птицей вспорхнула над моими коленями.
– Хотите сигарету? – Сильными пальцами она сорвала целлофановую обертку. – Я начала курить в Эшфорде – глупо, наверное.
– Смотрите, какое движение. Мне нужны все успокоительные, какие есть.
Хелен обвела сигаретой салон.
– Вы снова купили точно такую же машину. И модель, и цвет.
Она повернулась ко мне, уже не пытаясь спрятать шрам на лице, и на меня накатила волна ее ненависти. Мы достигли Стануэллской развязки. Держась в автомобильном потоке, я думал, как она поведет себя в сексе. Я пытался представить, как ее крепкие губы охватывают член мужа, как острые пальцы раздвигают ему ягодицы, чтобы добраться до простаты. Хелен обратила внимание на желтую цистерну бензовоза рядом с нами – заднее колесо было всего футах в шести от ее локтя. Пока она читала пожарную инструкцию на цистерне, я уставился на ее крепкие икры и бедра. Знала она уже, с каким мужчиной – или с какой женщиной – будет у нее следующий половой акт?.. Когда зажегся зеленый, я почувствовал, как шевельнулся мой пенис.
Арка эстакады поднималась на фоне неба, северный конец прятался за белой прямоугольной пластиковой фабрикой. Нетронутые прямоугольные формы фабрики сплавились в моем мозгу с очертаниями голеней и бедер женщины, прижатых к сиденью. Хелен Ремингтон не замечала, что мы приближаемся к месту нашей первой встречи. Она сплела ноги, потом расплела, перемещая белые пухлости, пока мы проезжали мимо пластиковой фабрики.
Дорога пошла вниз; мы ускорялись к развязке с Дрейтон-парк. Хелен ухватилась за хромированную стойку поворотной форточки, чуть не уронив сигарету себе на колени. Стараясь выправить машину, я прижался головкой члена к нижнему ободу руля. Машину повело к первой точке столкновения с разделительной полосой. Линии разметки неслись под нами наискосок, за моим плечом тихо вякнул автомобильный клаксон. Сугробы стеклянных осколков мигали на солнце азбукой Морзе.
Сперма толкнулась в моем члене. Я потерял контроль над машиной, и переднее колесо ударилось в бордюр разделительной полосы, подняв смерч пыли и окурков до лобового стекла. Машина съехала со скоростной полосы и вильнула в сторону аэропортовского автобуса, выезжающего из-за поворота. Когда сперма брызнула из члена, я пристроил машину за автобусом. Последняя дрожь маленького оргазма затихла.
Я почувствовал, что Хелен Ремингтон держит меня за руку. Она передвинулась на середину сиденья, прижавшись ко мне крепким плечом и положив ладонь поверх моей руки на руле. Справа и слева нас объезжали, гудя, машины.
– Сверните здесь. Поедем потихоньку.
Я подвел машину к съезду в сторону бетонных бульваров одноэтажного поселка. Почти час мы ехали по пустынным улицам. У ворот жилищ стояли детские велосипеды. Хелен Ремингтон держала меня за плечо, ее глаза были скрыты за очками. Она рассказывала мне о своей работе в иммиграционной службе аэропорта и о проблемах с завещанием мужа. Знала ли она, что произошло в моей машине, о пути, который я столько раз репетировал в разных машинах, и что в смерти ее мужа я прославлял единство наших ран и моего оргазма?
Движение ширилось, бетонные полосы расходились по ландшафту. Мы с Кэтрин возвращались от коронера; эстакады громоздились одна на другую, как совокупляющиеся гиганты. Вердикт о смерти в результате несчастного случая был вынесен безучастно, без всяких церемоний; полиция не выдвигала против меня обвинений ни в убийстве, ни в неосторожном вождении. Я позволил Кэтрин довезти меня до аэропорта и четверть часа просидел у окна в ее кабинете, глядя на сотни машин внизу на парковке. Их крыши сливались в металлическое озеро. Секретарша Кэтрин стояла за ее плечом и ждала, когда я уйду.
Кэтрин проводила меня до вестибюля.
– Джеймс, лучше поезжай в офис. Поверь, я желаю тебе добра. – Она с любопытством тронула меня за правое плечо, как будто искала вновь появившиеся раны. У коронера она крепко держала меня за руку, словно боясь, что меня унесет в окно.
Не желая пререкаться с угрюмыми надутыми таксистами, заинтересованными только в лондонских тарифах, я прошел через стоянку напротив здания грузового терминала. Над головой, в металлизированном небе, ревел реактивный авиалайнер; когда он пролетел, я поднял голову и увидел в сотне ярдов справа доктора Хелен Ремингтон. Она спокойно шагала среди рядов автомобилей ко входу в иммиграционную службу. Ее крепкая челюсть упрямо выдавалась вперед, на меня она не смотрела, словно нарочито вычеркнула из памяти все следы моего существования.
Через неделю после нашего визита к коронеру Хелен ждала на стоянке такси у Океанского терминала. Я как раз отъехал от офиса Кэтрин, окликнул Хелен и остановился за аэропортовским автобусом, показав на пассажирское сиденье. Покачивая сумочкой, она подошла к машине и поморщилась, узнав меня.
Мы ехали к Вестерн-авеню, и Хелен с интересом оглядывала машины на дороге. Она отвела черные волосы от лица, выставив напоказ бледнеющий шрам.
– Куда вас отвезти?
– Может, просто покатаемся? – спросила Хелен. – Мне нравится смотреть на движение.
Похоже, что в своей сухой манере она уже оценивает возможности, которые я перед ней открыл. С бетонных площадок парковок и крыш многоэтажных автостоянок Хелен смотрела ясным и бесчувственным взглядом на технику, которая привела к смерти ее мужа.
– Вчера взяла такси и сказала водителю: «Куда угодно». И попали в плотную пробку у туннеля.
Мы ехали по Вестерн-авеню; слева остались служебные здания и ограда периметра аэропорта. Я вел машину по медленной полосе, и в зеркале заднего вида уплывала назад эстакада. Хелен щебетала о новой жизни, которую уже распланировала.
– В Лабораторию дорожных исследований требуется медработник. Причем зарплата там больше, теперь для меня это важно. Есть что-то высокоморальное в том, чтобы быть материалисткой.
– Лаборатория дорожных исследований… – повторил я. В документальных передачах часто показывают съемки экспериментальных автоаварий; изуродованные машины овеяны странной грустью. – А это не слишком близко…
– В том-то и дело. Кроме того, я чувствую, что могу много такого, о чем раньше и не думала. Это не столько долг, сколько призвание.
Через пятнадцать минут, когда мы возвращались к эстакаде, она подвинулась ко мне, глядя на мои руки на руле; мы снова двигались к месту аварии.