началась война», — сказал он себе и продолжил протирать бокалы для вина. Для дядюшки Комбеса Великая война закончилась, когда он понял, что новый мир основан на лжи, грабеже и коррупции и поэтому парней за стойкой, дабы они не подворовывали, придется увольнять каждый месяц третьего числа, а пятого принимать на работу новых. «Но, — прошептал он про себя в конце войны, — мое арт-кафе останется, а кафе Либиона пропадет».

Для певицы кабаре Лилиан Шмидт Великая война началась, когда к ней подошел один немолодой господин и спросил: «Вы, наверное, знаете английский так же хорошо, как немецкий?» Он представился как «Дядя», она вскоре превратилась в «Лили Смит», и с тех пор они стали неразлучны. Для Лилиан Шмидт Великая война закончилась на берлинской сцене, в финале последнего выступления. Она исполнила «Песню ненависти к Англии», скрестила ноги, как балерина, и склонилась в глубоком поклоне. Последнее, что она слышала, были оглушительные аплодисменты, адресованные певице-шпионке.

Отец всех готических докторов

Для Фрица Габера Великая война началась, когда он 1913 году увидел в своей лаборатории в клетке сдохшую подопытную мышь. В свой блокнот он записал: «С12 — хлор: мышь погибла за две минуты». Для Фрица Габера Великая война закончилась, когда он, скорее мертвый, чем живой (в соответствии с его личным графиком смерти), получил Нобелевскую премию по химии, однако не за открытие и способы применения смертельно опасного хлорина, а за синтез аммиака.

Для подводника Вальтера Швигера Великая война началась, когда одна подводная змея неосторожно проговорилась, что на все моря надвигается великое бедствие. Он не поверил ей, но в этот день на подводную лодку U-14 пришло сообщение о том, что война объявлена и что Германия «подняла свой меч». Для Вальтера Швигера Великая война закончилась, когда его тело после взрыва подлодки U-88 отбросило в сторону, и мегалодоны, сопровождаемые морскими змеями, словно в погребальной процессии навсегда унесли его тело в свое царство на дне моря…

Для художника Джорджо ди Кирико Великая война началась, когда в углу давно не беленной кельи бенедиктинского монастыря, где на месте кем-то унесенного распятия было только грязное пятно, он увидел перевернутый портновский манекен, с которого капало что-то красное. Он подошел и прикоснулся к каплям: они были теплыми и густыми, точно такими же, как и человеческая кровь. Для великого ди Кирико Великая война закончилась совершенно не интересным для данного повествования моментом.

Для министра Императорского двора Владимира Борисовича Фредерикса Великая война началась под бокал десертного вина. Кто-то мимоходом сказал ему, что Россия объявила войну Германии, и ушел. Он даже не помнил, кто это был. Помнил только, что вначале война для него имела сладкий привкус во рту. Для министра двора Фредерикса Великая война закончилась, когда он едва спасся из подожженного петроградского фамильного особняка, где находился под домашним арестом. Выскочив на улицу, он почувствовал себя беглецом, но все-таки живым беглецом. Во рту он ощутил что-то сладкое, но не знал, что бы это могло быть.

Для матери Аманды Хенце Великая война началась, когда она смотрела на своего сына. Она представляла, что одевает его в новую военную форму: брюки темно-серого цвета, серо-зеленый мундир и круглую шапочку без козырька с вюртембергской кокардой. «Нет, он никогда не отправится на войну вместе со своими сверстниками!» — сказала она себе и заплакала. Для Аманды Хенце Великая война закончилась, когда в 1918 году на тротуаре пыльного бульвара шальная пуля какого-то революционера избавила ее от мучительной жизни на этом свете без единственного сына Ганса, совершившего самоубийство после своего первого и последнего концерта, состоявшегося в «Альте-опере» в 1916 году.

Оборона и окончательное поражение

Для госпожи Лир Великая война началась, когда она поменяла портниху. Она была недовольна работой госпожи Станы и ее ателье «Шик» не потому, что оно не было шикарным, а потому, что Стана постоянно интересовалась ее личной жизнью. Поэтому она нашла новую портниху Живку Д. Спасич на Дунайской улице № 24. Живка была очень милой и молчала, снимая с нее мерки, вот только примерочная казалась госпоже Лир слишком тесной. Для госпожи Лир Великая война закончилась, когда ее пересохшие губы прошептали: «Каким красивым мужчиной будет принц Павел».

Для доктора Станислава Симоновича Великая война началась тогда, когда ему стало ясно, что он больше не будет лечить высокую температуру и кашель у молодых принцев. Для доктора Станислава Симоновича Великая война закончилась, когда он, подобно призраку, вместе с армией вошел в Белград. Все вокруг него молчали, и он тоже не нашел ни одного слова, подходящего к этому моменту.

Для психоаналитика Генриха Ауфшнайтера Великая война началась, когда у него на рабочей кушетке внезапно потерял сознание больной, у которого пошла носом кровь. Он записал симптомы «тотемной болезни, которую во вполне здоровом теле вызывает сам больной», и позвонил в колокольчик, вызывая в кабинет медсестру, чтобы она помогла ему ухаживать за больным. Взглянув на ее застывшее бледное лицо, он понял, что произошло что-то страшное. «Господин доктор, началась война», — сказала она на скверном немецком. Для психоаналитика Генриха Ауфшнайтера Великая война закончилась, когда в холодной Вене в предсмертный миг он вспомнил тот день, когда у него на рабочей кушетке внезапно потерял сознание больной, у которого пошла носом кровь. Он записал симптомы «тотемной болезни, которую во вполне здоровом теле силой своей психики вызывает сам больной», а потом вызвал побледневшую медсестру, сказавшую ему на скверном немецком: «Господин доктор, началась война».

1916: ГОД КОРОЛЕЙ

Долина мертвых

Для Вартекса Норадуняна Великая война началась, когда он за звездочку на воротнике своего полицейского мундира продал и имя, и веру. Но он не видел в этом ничего необычного. Один Норадунян уже совершил то же самое в городе Карсе в начале XX века, и никто не обвинял его в этом. Да, и его прадед со стороны матери тоже поменял веру, чтобы стать дипломатом при Святейшем престоле за счет султана Абдул-Азиза в 1871 году. Великая война для Не-бека закончилась, когда он в свой последний час вспомнил свое армянское имя: Вартекс Норадунян, но принял ли он его и отправился на небеса как армянин или до конца остался просто отуреченным стамбульским полицейским, знает только бог, именуемый Аллахом или Иеговой, это уже безразлично.

Для Пьера Альбера-Биро Великая война началась, когда во «Флоре» какой-то пьяный шваб, известный ему как график и позолотчик, вскочил на стол и принялся кричать: «Эй вы, французы, мы еще напьемся вашей крови!» Тогда, в день начала Великой войны, посетители стащили со стола