Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, мой читатель уже недоумевает: а где же Мюрат? Вот кто был бы позарез нужен Наполеону при Ватерлоо! Увы! - Мюрат, этот «южный Бернадот», как прозвал его Наполеон, запутался в головоломной афере, которую сам и затеял крайне неосмотрительно[1661]. Узнав о возвращении Наполеона с Эльбы во Францию, он 14 марта отправил ему письмо, полное восторга перед императором и раскаяния в собственном предательстве, а 18 марта объявил войну Австрии. При этом он не посчитался с переданной через связного просьбой Наполеона не спешить, поскольку Наполеон тогда рассчитывал договориться с Австрией о ее нейтралитете. «Мой связной, - вспоминал Наполеон на острове Святой Елены, - пал перед ним на колени, чтобы помешать ему сделать это, но все его уговоры оказались тщетными»: Мюрат не стал его слушать. Он в те дни загорелся идеей объединить всю Италию, а потом поделить ее с Наполеоном. Импульсивная скороспелость его решений и авантюризм действий привели Наполеона в ярость, особенно после того как он узнал, что 2 - 3 мая при Толентино Мюрат был разбит австрийцами и бежал из Неаполя, а его жена Каролина (сестра Наполеона) отдала себя во власть победителей. Когда Мюрат высадился на французском побережье, в Канне, и дал знать о себе, Наполеон не пожелал его принять, но, наказав Мюрата, еще хуже сделал себе самому. Но осознает он это с досадой на себя лишь в день битвы при Ватерлоо.
В условиях, когда его маршалы оказались разобщенными и даже разделенными на враждебные лагеря, Наполеон был особенно рад, собрав у себя вместе родных братьев и «маму Летицию». Первым (уже 23 марта) приехал к нему в Париж Жозеф, а вслед за ним Люсьен (9 мая), Жером (27 мая) и Летиция (1 июня). Все они вместе с Гортензией старались, как могли, по-родственному поддержать Наполеона в его государственных, военных и прочих заботах и в личных переживаниях. Ближе всех к нему из братьев был в то время, пожалуй, Люсьен, который вновь - после десяти лет разлада - протянул брату - императору руку помощи, как это было 18 брюмера 1799 г. Обрадованный император наградил его орденом Почетного легиона и дал ему место в Палате пэров.
Редко и ненадолго, но император находил возможности отключиться от тяжкого бремени нескончаемых дел. Так, 6 апреля он посетил мастерскую своего великого друга Жака Луи Давида, чтобы увидеть его последний шедевр - «Леонид у Фермопил»[1662]. Картина была задумана «как аллегория гения революции в его столкновении с Европой, новой варварской Персией, жаждущей уничтожить французскую Спарту»[1663]. Наполеон долго разглядывал картину, а потом тепло поздравил Давида: «Дорогой Давид! Продолжайте прославлять Францию своим творчеством. Я надеюсь, что в самом скором времени копии с этой картины украсят военные школы: они будут напоминать ученикам о доблестях их ремесла».
В те же дни Наполеон повидал и другого из своих великих друзей - художников. Первый во Франции (да и в Европе) художник сцены Франсуа Жозеф Тальма играл главную роль в трагедии Ф. Ш. Ж. Люс де Лансиваля «Гектор». Наполеон присутствовал на премьере этого спектакля в 1809 г. и вот теперь вновь появился в Комеди Франсез, чтобы посмотреть новую постановку трагедии. Публика, естественно, встретила его появление в театральной ложе «с исступленным восторгом»[1664]. Но для Наполеона гораздо важнее публичных восторгов была встреча после спектакля tête - à - tête с Тальма. «Выяснилось, - пишет об этом биограф актера А. И. Дейч, - что и на Эльбе император читал газеты и знал все, что писалось об актере. “Уверяют, - сказал, улыбаясь, Наполеон, - что я брал у вас уроки. Ну что ж, если Тальма был моим учителем, то это гарантия, что я хорошо сыграл свою роль”»[1665].
12 апреля Наполеон вместе с Гортензией посетил Мальмезон[1666]. Там он любовался садами, которые считал «творением Жозефины»: ведь она увлеченно выращивала к компании со своими садовниками каждое дерево в этих садах. «Как все это напоминает мне ее, - сказал он Гортензии. - Никак не могу поверить, что ее здесь больше нет...» Перед возвращением в Париж император прошел в комнату, где умерла Жозефина, и там долго пробыл один.
Минул апрель. За ним - май. Тем временем множились отовсюду поступавшие к Наполеону данные о самом главном: с разных концов Европы выступают в поход на Францию войска седьмой коалиции - русские, английские, прусские, австрийские, шведские, пьемонтские, неаполитанские... Наполеон внимательно отслеживал возможные маршруты их передвижений и соединений. Верный себе, он и на этот раз обдумывал такой план очередной кампании, чтобы удалось сочетать скоростные маневры с неожиданными ударами и бить союзные армии порознь. 11 июня он объявил, что завтра выезжает на фронт к своей Северной армии, которая сосредоточилась в районе г. Бомон, у границы с Бельгией.
В этот день, последний перед отъездом на войну, император получил исчерпывающую (устную и письменную) информацию - от своего секретаря К. - Ф. Меневаля, только что вернувшегося из Вены, и от директора почт А. М. Лавалетта - о том, что императрица Мария-Луиза давно уже состоит в любовной связи с ее одноглазым камергером Нейпергом. Наполеон был потрясен до глубины души. Ведь он больше двух месяцев, день за днем, ждал ответа от императрицы на свое письмо к ней от 28 марта. Вот что значилось в его письме: «Добрая моя Луиза, я - хозяин всей Франции. Народ и армия переполнены энтузиазмом. Так называемый король бежал в Англию. Целыми днями я устраиваю смотры 25-тысячным войскам. Жду тебя в апреле!»[1667] И вот что он узнал теперь: его «добрая Луиза» - блудливая «мадам Нейперг»! Вечером 11 июля морской министр Декре застал императора в его кабинете сидящим у камина с низко опущенной головой-то ли дремлющим, то ли погруженным в глубочайшее раздумье. «Министр стоит молча и неподвижно, как вдруг Наполеон поднимается и восклицает: “Ну что ж, будь что будет!”»[1668].
Прощальный обед Наполеона с «мамой Летицией», братьями и Гортензией затянулся до позднего вечера 11 июня, а ранним утром 12-го император, оставив старшего брата Жозефа председательствовать на время своего отсутствия в Совете министров и взяв с собой младшего из братьев Жерома, помчался с гвардейским эскортом к войскам Северной армии. К вечеру 13 июня он прибыл в Бомон, где застал свою армию в боевой готовности.