Я слушал рассказ жены и не верил своим ушам. Не шутила же она в самом деле!

— И после всего этого, — прервав Наташу, пробормотал я, — ты подняла руку на Александра…

— Во первых, матери все позволено, — поджала губы Наташа. — А во вторых, — усмехнулась она с чисто женским сознанием превосходства над недогадливостью мужчин, — мы же не держим в квартире помповых ружей.

Маленький отцеубийца, бедная боевая подруга Анжелика, а также тело Толи Головина были доставлены в Деревню в обстановке строжайшей секретности. О случившемся были осведомлены лишь несколько наших и трое или четверо из ближайших сотрудников злосчастного начальника службы безопасности. Впрочем, о том, чтобы сохранить в тайне подобное происшествие с начальником службы безопасности, нечего было и думать. Сама же Анжелика, не в силах держать свое горе в себе, будучи в состоянии шока, успела обзвонить многих подруг и сообщить о постигшем ее ужасном ударе судьбы. Естественно, новость пошла и дальше, хотя еще не успела распространиться слишком широко.

Сама по себе эта история была кошмарна, неслыханна, но ситуация могла иметь еще более тяжкие последствия. Был убит начальник охраны, а значит, на какое то время была парализована вся столичная секьюрити. И снова это подозрительное стечение обстоятельств! В связи с гибелью руководителя в структурах службы безопасности и охраны произошло некоторое замешательство и сумятица, образовались бреши в системе общего наблюдения. Этим чуть было не воспользовались Папины недруги. Едва не разыгралась очередная драма. Механизм нового покушения был запущен именно в этот критический момент. Во время смены охранников, которых прежде, как правило, разводил лично Толя Головин, а теперь один из его помощников, вдруг вышла из строя линия коммуникаций в офисе Папы. Охрана бросилась в офис. Киллера удалось обезвредить лишь по счастливой случайности… Опять Папу спас случай!

Казалось бы, Папа должен был рвать и метать. Но на этот раз, насколько я понял из рассказа жены, ничего такого не произошло. Недаром, вернувшись на праздник от Альги, я еще ни о чем не слышал.

Папа приехал в Деревню для келейного разбирательства. Сначала он беседовал с мальчиком с глазу на глаз. Затем подключились сотрудники службы безопасности. Объяснения мальчика поставили их в тупик. Не зная, как реагировать, все были в замешательстве. С одной стороны, налицо тягчайшее и циничное преступление, а с другой, — синяки, кровоподтеки и наивные, но резонные слова ребенка о том, что на него никто не смеет поднимать руку.

Папа распорядился, чтобы за мальчиком в Пансионе было установлено особое наблюдение. Кроме того, на некоторое время воспитанникам деревенского Пансиона было запрещено посещать родителей в Городе даже по выходным дням, хотя родителям не возбранялось посещать их в любое время. Никаких контактов с другими детьми, с «плохими мальчиками». По мнению Папы дурное влияние на ребятишек распространялось извне. Опасные игры, баловство с оружием, вообще, интерес ко всему порочному: даже алкоголю, наркотикам. Теперь наши дети должны быть полностью изолированы в Деревне. Папа и Мама и раньше проводили эту точку зрения, но после случившегося Папа возвел это в принцип. Он всем дал понять, что желает, чтобы это было так — и никак иначе. Каждый, конечно, мог иметь собственное мнение о причинах произошедшего — о злокачественном влиянии на детей школы, о жизни в Городе, мог соглашаться или не соглашаться с тем, насколько взятые меры оптимальны и разумны в данной ситуации, — но выбора у Папиных друзей не было. Все наши, все мало мальски приближенные к Папе, мгновенно это почувствовали и уж никто не колебался, нужно ли отдавать своих чад в Пансион или нет. Поступить иначе — значило бы пойти против самого Папы, вызвать его крайнее неудовольствие, оказаться выброшенным из его окружения. К тому же и обстановка вокруг Москвы накалялась буквально с каждым часом, и многие родители откровенно запаниковали, как бы чего не случилось. Еще вчера, то есть накануне похорон, Мама сообщила Наташе, что все везут своих детей в Деревню, Майя не успевает принимать желающих и что уже сейчас все места в Пансионе заняты.

Толю Головина похоронили в Деревне спешно, в присутствии лишь нескольких наших. Держать тело в морге при подобной очевидности всего произошедшего, конечно, не имело никакого смысла. Тут требовалось расследование совершенно иного рода…

Стоит ли говорить, какое впечатление произвело на меня все услышанное. Я ходил по кухне, как в тумане. В этом тумане вдруг забрезжило какое то пронзительное, ясное понимание всей ситуации. Но мои размышления были прерваны вопросом Наташи.

— Значит, ты считаешь, что Александр должен по прежнему посещать городскую школу? — В ее голосе появилась взвинченность, хотя Наташа всячески подавляла свои эмоции, стараясь выдержать спокойный тон.

— Ты что, хочешь отослать его в Деревню, расстаться с ним? — насторожился я.

— Не знаю, — холодно сказала жена, — Впрочем, если ты готов постоянно и повсюду водить его за руку, сидеть с ним в школе, после школы…

— Это еще зачем? Ты хочешь сказать, что его надо охранять от дурных влияний, отвлекать от глупостей?

Я вовсе не был уверен, что в Деревне без родителей, в этом Папином Пансионе, Александр не будет подвержен дурным влияниям и глупостям. Пусть уж лучше будет у нас на глазах.

— А как же иначе? Может быть, ты рассчитываешь на наших старичков?

— То есть как? Вообще то, если уж на то пошло, мы все можем понемногу с ним дежурить.

— Значит, я должна все бросить и сидеть с ним? — Наташа как будто не слышала меня.

Это была ее манера разговора: если все таки накипит, она рассуждала сама с собой, а я лишь вставлял бесполезные реплики.

— По твоему, — жестко продолжала она, — я должна бросить все, чего с таким трудом добилась? Что меня ждет? Перспектива снова влачить нищенское существование. Нет уж, с меня хватит! Ты думаешь только о себе. Если мы снова окажемся на мели, я уже не посмею обратиться за помощью к Маме или Папе. Мы ведь не захотели следовать их советам, не отдали сына в Деревню. Благодаря тебе, я вот вот окончательно испорчу с ними отношения. И они будут правы: хотели жить своим умом — вот и живите.

— Проживем и без их помощи, — пожал плечами я. — У них своя семья, у нас своя… — Тут я запнулся. Похоже, я снова запутался. Всякий раз я поддавался искушению верить в лучшее, в возможность взаимопонимания, и всякий раз, в самый неподходящий момент, сталкивался с тем, что не способен ничего объяснить или доказать. Если жена и соглашалась со мной, то лишь с видом жертвы моего эгоизма. Соглашалась, чтобы уже в следующий момент обрушить на меня все свое негодование, самые немыслимые обвинения… Ох, как это все было мне знакомо! Всякий раз все начиналось сызнова.

— Мы все будем понемногу присматривать за Александром. Ты, я, родители… — без особой уверенности пояснил я. — Это все — таки лучше, чем сбагрить его в Пансион.

— Нет, я могу надеяться только на себя, — заявила Наташа. — Неизвестно, что может случиться завтра. Если ты не желаешь переезжать в Деревню, то причем здесь мы, причем здесь Александр? Случись что…