если будем единственной платежеспособной нацией. Нам нужны не только те регионы, где можно покупать, но и те, куда мы можем продавать, а это невозможно в слаборазвитых районах.

Мы, как нация, должны осознать себя лидерами некоммунистического мира, ведь наши интересы соприкасаются с интересами всего мира, и их следует рассматривать в контексте интересов всего мира. Такова цена лидерства.

Действительно, мы не можем продолжать вращаться на узкой орбите, функционировать в замкнутой системе. Мы не можем взвесить или оценить даже свои внутренние проблемы в их собственном контексте. Больше нет только наших внутренних проблем. Возможно, лучшей иллюстрацией будет вопрос, который мне задают во всем мире:

«Мы слышали, что вы, американцы, платите за то, чтобы землей не пользовались, потому что у вас слишком много еды. Неужели нет лучшего способа применить свои способности производить пищу, чем избавляться от нее?»

Это каверзный вопрос, который в прямом смысле жизненно важен для миллионов голодающих по всему миру, которые надеются на нас. Я не знаю, как нам сохранить мировое лидерство и при этом продолжить решать свои проблемы так, как если бы они касались только нас. Они касаются всего мира. Избыток пищи вызывает у нас лишь чувство неловкости. Мы решаем этот вопрос так, будто это касается только нас. Но задумайтесь, как обидно становится голодающим народам, когда уничтожается еда, которая могла бы спасти им жизнь. Сказать, что они считают это в высшей степени несправедливым, – ничего не сказать.

Мы никогда основательно не задумывались над тем, как можно добиться максимальной производительности в сельском хозяйстве, обеспечить наших фермеров лучшим доходом, а образовавшиеся излишки использовать для решения насущных потребностей мира без вреда для нашей экономики или экономики дружественных стран, которые могут опасаться, что мы будем отдавать продовольствие рынкам, на которых они привыкли продавать.

У нас очень разнообразный климат, мы можем выращивать почти все, что захотим. В Канаде можно выращивать только пшеницу. Столкновения интересов быть не должно.

Как мы пытались «решить» проблемы раньше? Мы сокращаем посевные площади и храним излишки либо выбрасываем их, мы платим фермерам слишком мало, чтобы они сравнялись с промышленными рабочими по уровню дохода, поэтому фермы вымирают. Никто ни разу не сел и не сказал: «Это проблема, которую вы должны решить».

Именно так, используя свой интеллект, добрую волю и огромные производственные возможности, мы можем встретить и преодолеть коммунистическую угрозу и доказать, что демократия способна дать миру больше.

Все это кажется далеким от моего семидесятипятилетия, и все же я нахожу, что мои личные цели уже давно начали смешиваться с общественными. Конечно, я поняла, что не могу бесконечно жить той напряженной жизнью, которую веду сейчас, постоянно путешествуя из штата в штат, из страны в страну.

Что потом? Тогда, подумала я, даже если мне придется отказаться от большей части путешествий, возможно, есть способ, с помощью которого я могу и дальше доносить до людей то, что им кажется важным услышать. Самый практичный вариант – через радио– или телепрограммы. Мой агент на радио и телевидении покачал головой.

«Вы слишком противоречивая фигура, – сказал он мне. – Спонсоры будут вас бояться. Некоторые из них так сильно из-за вас переживают, что думают, будто публика не купит ни одного продукта, в программе которого вы можете появиться».

Тогда я вспомнила, что несколько лет назад глава Красного Креста боялся принять пожертвование, опасаясь, что мое участие оттолкнет других подписчиков!

Поразительно осознавать, что многие люди настолько сильно, фанатично тебя не любят. И все же, хотя я максимально честно взвешиваю их основания для неодобрения, когда я чувствую правоту в своих действиях, мне кажется, что я, как уважающий себя человек, не могу позволить себе отказаться от выполнения задачи только потому, что это вызовет неприязнь или обрушит на мою голову шквал критики. Мне зачастую кажется, что слишком многие современные американцы склонны отвергать то, что считают правильным, то, что они хотят сделать, боясь, что никто не разделит их идеи или что им придется выступить в одиночку, а не в комфортном анонимном стаде.

В результате, когда, взвесив все доказательства, я решаю, что действую правильно, я иду вперед и изо всех сил стараюсь выбросить из головы мнение враждебно настроенных людей. Я не знаю, как можно жить иначе.

Однажды мой агент по работе с радио пришел на встречу с очень удивленным видом и сказал, что ему поступило предложение для меня сняться в телевизионной рекламе для организации, которая продает маргарин.

«Я знаю, это не то, что вы имели в виду, – отметил он, – но, если владельцы консервативной фирмы считают, что вы можете продать их продукт, думаю, вам стоит хотя бы попробовать. Тогда, возможно, лед тронется».

Я все обдумала. Мне пришлось столкнуться с тем фактом, что меня будут остро критиковать за съемки в рекламе. С другой стороны, если я хотела открыть для себя эту область, мне следовало как минимум узнать, смогу ли я это сделать, какой бы неприятной ни была реакция многих людей.

В конце концов я согласилась. Единственное условие, которое я поставила, заключалось в том, что, помимо продажи продукта, мне должно быть позволено сказать что-то свое, что, по моему мнению, имеет ценность. Поэтому я напомнила публике, что в мире есть люди, которые голодают.

Конечно, последовало столько неприятных комментариев, сколько я и ожидала, но программа прошла нормально, а спонсоры обнаружили, что в конце концов я не отбила у людей желание покупать их продукт!

В этом году (1960–61) я собираюсь представить программу из историй о беженцах в рамках Года беженцев, который проводит Организация Объединенных Наций.

Цель этой организации по делам беженцев, которую сейчас возглавляет мистер Линт, состоит в том, чтобы попытаться сократить население лагерей беженцев в Европе, стереть их с лица земли, если это возможно с точки зрения гуманности. Десять лет – слишком долгий срок, чтобы эти люди жили в лагерях без гражданства и без решения своей проблемы. Некоторые дети никогда не знали другой жизни.

На самом деле было сделано уже многое. Число беженцев значительно сократилось. Там, где они все еще проживают в лагерях, их стараются обеспечить постоянным жильем и работой. Ряд стран принимал так называемые «тяжелые случаи», то есть слепых и других инвалидов. Конечно, сейчас я имею в виду лишь лагеря беженцев в Европе. На Ближнем Востоке насчитывается от 800 тысяч до миллиона беженцев, и никто не знает, сколько их в Гонконге и Китае.

Беженцы во всем мире остаются постоянным и болезненным напоминанием о крахе цивилизации из-за глупости войны. Они – ее вечные жертвы. Ни один период в