Но кто ее нанял?

Кто, вероятнее всего, мог знать, что Анна находится здесь, а также, что она расследует? Возможно, за ней вели наблюдение — но кто?

Кто вообще знает, что я нахожусь здесь? Деннин, да, но мог ли он рассказать об этом кому-нибудь еще, скажем, кому-то из коллег?

Или же Перальта, представитель Интерпола, сумел вычислить, кто она такая? Действительно, не могло ли так случиться?

Как только она протянула руку к телефону, стоявшему на тумбочке у кровати, тот зазвонил. Кто бы это мог быть? Менеджер гостиницы, желавший попросить прощения за поведение своих служащих? Или Бен?

Анна подняла трубку.

— Алло?

В трубке было мертвое молчание. Впрочем, нет, не молчание, а знакомое шипение ленты подслушки. А потом раздались слабые, неясные голоса; через несколько секунд громкость увеличилась, и звук сделался совершенно ясным.

Анна почувствовала, что ее щекам сделалось горячо от прилива адреналина.

— Кто говорит?

А затем она по первым же звукам узнала голос:

“А если посмотреть иммиграционные документы? В которых зарегистрированы все люди, прибывшие в страну в сороковые и пятидесятые годы?” — Это был ее собственный голос. А отвечал ей мужчина. Перальта.

По телефону кто-то воспроизводил запись ее разговора с Перальтой.

Они слышали все, и они — кем бы они ни были — точно знали, кто она такая и что ей нужно.

Она сидела на краю кровати, ошеломленная и напуганная. Теперь не осталось никаких вопросов: о ее присутствии здесь стало известно, несмотря на все принятые меры предосторожности. Воровка-горничная вовсе не была самостоятельным игроком.

Телефон зазвонил снова.

Ощущая, как по всему телу от страха пробежали мурашки, она схватила трубку.

— Да?

“Мы хотим показать новую Аргентину. Страну, в которой такие люди, как вы, стоят на страже закона. Страну, где обеспечение правопорядка находится на современном уровне, где уважают права человека ...” — Ее собственный голос, пусть с металлическим отзвуком, но все равно безошибочно узнаваемый, записанный при помощи неизвестно какого, но явно вполне современного подслушивающего оборудования.

Щелчок.

Взволнованная поведением горничной, Анна оставила дверь открытой; и сейчас она поспешно вскочила и кинулась запирать ее. В коридоре никого не было. Она закрыла дверь, повернула ключ на два оборота и вдобавок еще накинула цепочку.

Потом она бросилась к окну: тяжелые гардины были раздвинуты, и Анна понимала, что является легкой мишенью для стрелка, который решит устроиться в любом из окон высоких зданий, расположенных на противоположной стороне улицы. Она резкими движениями задернула занавески, чтобы лишить кого бы то ни было возможности заглядывать в ее номер.

Телефон снова зазвонил.

Она медленно подошла, поднесла трубку к уху, ничего не говоря.

“Я не смогла бы стать тем, кто я есть, если бы позволяла себе отступать...”

— Звоните больше, — в конце концов она заставила себя не просто выговорить эти слова, но еще и произнести их спокойным, небрежным тоном. — Мы отслеживаем звонки.

Но никто ее не слушал. В трубке раздавалось только унылое шипение магнитофонной ленты.

Она нажала кнопку телефона и, прежде чем он мог успеть снова зазвонить, выбежала к стойке портье.

— Я получила непристойные телефонные обращения, — сказала она по-английски.

— Непристойные?.. — не понимая, повторила телефонистка.

— Amenazas, — повторила Анна по-испански. — Palabrotas[65].

— О, сеньорита, мне так вас жаль. Может быть, вы хотите, чтобы я позвонила в полицию?

— Я хочу, чтобы вы принимали все звонки в мой номер.

— Да, мэм, конечно.

С минуту подумав, Анна достала из кошелька вырванный из блокнота сложенный листок бумаги. На нем она нацарапала номер телефона местного частного сыщика, которого порекомендовал ей Деннин, когда она звонила ему из аэропорта Схифол. Деннин заверил ее, что это надежный, высококвалифицированный, имеющий контакты с властями и при всем при том совершенно честный человек.

Она позвонила из номера и долго слушала гудки в трубке.

В конце концов заговорил автоответчик. Серхио Мачадо представился и произнес название своего агентства. После звукового сигнала Анна назвала свое имя и номер телефона, а также упомянула Деннина. После этого она позвонила телефонистке и распорядилась соединять ее номер лишь в том случае, если позвонит Серхио Мачадо.

Ей нужен был кто-то хорошо осведомленный, находчивый и, что самое главное, заслуживающий доверия. Нельзя рассчитывать куда-то попасть и что-нибудь узнать, если у тебя нет надежного контакта в правительственной бюрократии, а как раз его она не имела.

Она пошла в ванную, сполоснула над раковиной лицо сначала холодной водой, затем горячей. Зазвонил телефон.

Неуверенными шагами, словно в ступоре, она направилась к тумбочке, стоявшей около кровати.

Телефон прозвонил еще раз, затем еще.

Она стояла около телефона, смотрела на него и решала как же ей поступить. Она подняла трубку.

Ничего не говорила, молча ждала.

Тишина.

— Алло, — произнес наконец мужской голос. — Кто-нибудь есть дома?

— Да, — негромко, с трудом заставляя пересохший язык повиноваться, ответила она.

— Это Анна Наварро?

— Кто это? — она постаралась заставить свой голос звучать нейтрально.

— Это Серхио Мачадо, вы только что звонили мне. Я ходил за почтой и сразу же, как только вернулся, перезвонил вам.

— О, боже. Прошу меня извинить, — облегченно вздохнула она. — Я только что получила целую серию скверных звонков и подумала, что это может быть еще один такой же.

— Что вы имеете в виду под “скверными звонками”? Тяжелое дыхание и что-то в этом роде?

— Нет. Ничего подобного. Это слишком сложно, чтобы сейчас вдаваться в подробности.

— У вас какие-то неприятности?

— Нет. Да. Впрочем, я даже точно не знаю. В любом случае благодарю вас за звонок. Дэвид Деннин сказал, что вы, вероятно, могли бы помочь мне.

— Вы, несомненно, не откажетесь выпить чашечку кофе? Совсем не того дерьма, которое вы пьете в Штатах. Настоящего кофе.

— Да, конечно, с удовольствием. — Ее волнение стало чуточку слабее.

Они договорились встретиться в начале вечера в кафе-ресторане, неподалеку от его офиса.

— Я сделаю то, что смогу, — сказал он. — Ничего большего не обещаю.