А эта духовность и есть Путь, извечная сущность, чье истинное имя сокрыто. "Дао пусто, незаполненно" (Хэшан-гун), и только его поток пульсирует там, где ничего нет. "Пустое" и как бы несуществующее, оно не менее реально, чем любая вещь, обладающая формой, ибо стоит уничтожить пустоту в доме, в сосуде, во втулке колеса, как этих вещей уже не станет. И более того — не станет всего мира сущего, который не только порождается, но и соединяется пустотным Дао — от сердца человека к космосу. Дао есть высшая реальность, но эта реальность как бы функциональна, ее невозможно выделить и предъявить миру, "но без нее мир перестал бы существовать" (Блэкни). Дома не бывает без стен или кровли, ибо они очерчивают его пределы — бытийное творит формы. Однако не будь в доме пустот, им нельзя было бы пользоваться — как ни парадоксально, главным все-таки остается несуществующее, пользу приносит небытие. Выгода от существующего ясна каждому, но Лао-цзы вновь и вновь будет прославлять пустоту, ибо небытие есть бытие истинное.

Источник: Лао-Цзы. "Книга Пути и благодати" пер. И. Лисевича, 2002, стр. 69

XII. "От разноцветия красок слепнут глаза..."

От разноцветия красок слепнут глаза,

От разноголосицы звуков глохнет наш слух,

От разнообразия вкусов станет бесчувственным рот,

Скачка охотников в поле

Рождает безумие в сердце,

Товары, что невозможно достать,

Толкают к злодейству.

Потому-то мудрец верит не глазам, а нутру:

Одно отвергает, а другое берет!

Примечания переводчика

От разноцветия красок слепнут глаза... — в этом фрагменте утверждается мысль о том, что явления внешнего мира, обрушиваясь на наши органы чувств, затемняют "внутреннее" видение, оглушают "внутренний" слух, а страсти приводят в смятение сердце, что в результате мешает нам постичь истину. Именно поэтому мудрец должен "отключиться" от феноменального мира и найти путь к истине путем самоуглубления.

Источник: "Бамбуковые страницы. Антология древнекитайской литературы", 1994, стр. 71

12. Смирять желания ("Пять цветов ослепляют глаз, пять звуков притупляют слух...")

Пять цветов ослепляют глаз,

Пять звуков притупляют слух,

Пять вкусовых ощущений губят вкус,

Бешеная скачка охотников в поле рождает безумие в сердце,

Товары, которых невозможно достать,

Толкают на непотребное.

Потому-то у мудреца

Действуют не глаза, а нутро.

Он отвергает "то" и принимает "это"!

Комментарий И.С. Лисевича

Пять цветов и пять звуков знаменуют собой как бы всю китайскую цветовую палитру и звуковую гамму ("главные" цвета и "главные" звуки), все разноцветье и всю разноголосицу мира; то же относится и к пяти вкусовым ощущениям. Суетный мир зовет к себе человека; настойчивые сигналы извне "забивают" его "внесенсорное" восприятие, делают человека невосприимчивым к истинному свету и слову. Мирское влияние способно проникать через все барьеры, вплоть до Духовного семени, и, заполняя собою человеческое существо, не оставить места ни для чего другого. "Жажда красивого ранит Духовное семя, — поясняет "Старец с берегов Желтой Реки". — (Человек) утрачивает просветленность и уже не способен различать цвета бесцветного. Когда наслаждаются пятизвучием, гармония жизненной силы ци теряется, и сердце уже не способно слышать беззвучное... А когда испытываешь пять вкусовых ощущений, утрачиваешь вкус Дао" (Хэшан-гун). "Слепнешь оттого, что рассеивается свет очей, — вторит ему Чжан Дао-лин. — ...если слишком много слушать, дух покинет тебя и ты станешь глухим (к истинному. — И.С. Лисевич)".

Феноменальный мир не просто препятствует истинному зрению, но также выводит из строя главное чувствилище вселенной — человеческое сердце, возмущая его страстями. Отныне в этом взбаламученном водоеме ци все окружающее может отразиться лишь в искаженном виде — или не отразиться вовсе. Дух гибнет, безумство появляется в душе. "Мировая сперма и дух тяготеют к покою, — поясняет Старец. — Когда во время бешеной скачки вдыхают и выдыхают (бездумно расходуя пневму ци. — И.С. Лисевич), Мировая сперма и дух рассеиваются и погибают" (Хэшан-гун). Точно так же изнуряет дух и тело алчность. Увы, тяга к стяжательству и стремление к духовному совершенствованию несовместимы.

"Следуя по Пути, приходишь к жизни, но не к товарам, — замечает по этому поводу Чжан Дао-лин. — Товар требует деятельности, а обретение товаров мешает (постижению) Пути".

Единственный способ познать истину — отвернуться от "того", что вовне, "прекратить безумство зрения, изливающего Мировую сперму "цзин" наружу" (Хэшан-гун), и обратиться к "этому", что вблизи, внутри тебя, "пестуя там свой дух" (там же). Потому-то совершенномудрый "всматривается в бесцветное, вслушивается в беззвучное, всеми корнями уходит в пустоту, пресность и прозрачность, не пачкаясь в мире праха" (Гу Хуань).

Впрочем, существует и другое, более приземленное толкование. Оно легко выводится из текста и сводится к тому, что стих двенадцатый представляет собой призыв к умеренности и благоразумию государя, которому следует бежать от наслаждений и роскоши ради блага подданных. Эту точку зрения излагает, например, в своем парафразе Р. Блэкни. Действительно, кто, как не правители Китая, любили украшать свои дворцы труднодоступными заморскими диковинками, поражающими глаз редкостями, кто, как не они, устраивали многолюдные облавные охоты, кто еще, кроме них, мог наслаждаться таким многоцветьем красок, сладкозвучием мелодий, разнообразием яств... И все же автору этих строк кажется, что взгляд Лао-цзы был несколько шире: его интересовал здесь не частный случай благоразумия правителя, а общий случай совершенствования человеческой личности; приведенные цитаты древних комментаторов только укрепляют нас в этом мнении.

Мы не будем останавливаться здесь на рассуждениях некоторых современных авторов о том, что данным стихом Лао-цзы "отрицает развитие культуры", "противопоставляет духовную культуру и материальную жизнь" и т. д. Совершенно очевидно, что Лао-цзы ведет речь не об этом. Стоит, пожалуй, упомянуть только интерпретацию проф. Линь Юй-тана, человека, объединившего в себе китайское классическое образование с европейской начитанностью, который в связи с последними строками говорит о внимании к своему "внутреннему я", и интерпретацию Р. Л. Вина, который говорит о внутренней независимости индивида и его социальной свободе, достигаемой ограничением желаний.

Последний очень важный вопрос, которого мы уже касались при разборе стиха третьего, — что хочет сказать Лао-цзы, говоря о "нутре" или "утробе" (фу)? Очень многие авторы, в том числе и китайские, берут это слово в его конкретном, вещном значении: "брюхо", и тогда получается, что Лао-цзы всего-навсего призывает "наполнить желудок" ("Совершенномудрый стремится к тому, чтобы сделать жизнь сытой..." — переводит