Очевидно сам фон Лессинджер предпринял определенную попытку в этом направлении, но приты оставили ее в тайне. Они воспользовались ее результатами для защиты своего привилегированного статуса, отметил про себя Чик. А самого фон Лессинджера теперь уже нет в живых.

Что–то пропищало справа от него. Так называемая «рекламка», плотно прилипнув к кузову машины, начала ползти по нему, преодолевая упругий поток встречного воздуха, к щели между дверцей и кузовом. Еще немного–и она протиснется внутрь кабины и обрушится на него самым нахальным образом, столь характерным для всей рекламной фирмы Нитца.

Он мог бы, если она протиснется через щель, убить ее. Она была существом смертным. Рекламные агентства однако, подобно самой природе, не скупились насылать целые орды таких существ.

Реклама, величиной не больше мухи, начала жужжать свой текст, как только ей удалось пробиться внутрь.

— Послушай! Разве ты сам временами не говорил самому себе: бьюсь об заклад, что другие посетители ресторана только и делают, что наблюдают за мною. И теперь ты никак не можешь выбраться из чисто психологического тупика, в который сам себя загнал, не зная, каким же все–таки образом избавиться от этой, такой серьезной, вызывающей у тебя тяжелое душевное расстройство, привычки становиться крайне подозрительным, особенно…

Чик раздавил ее каблуком.

* * *

Визитная карточка напомнила Никель о том, что премьер–министр Израиля уже прибыл в Белый Дом и теперь дожидается ее в приемной с камелиями.

Эмиль Старк — стройный, худощавый, всегда имеющий в запасе еврейский анекдот («Однажды Бог встретил Иисуса, а на Иисусе была…» — что дальше, она не помнила, слишком сонной она еще была). Сегодня у нее была заготовлена шутка для него, которую она позаимствует из доклада комиссии Вольфа.

Позже, она в халате и шлепанцах пила кофе и читала утренний выпуск «Таймс», затем отшвырнула газету и взяла документ, который представила ей комиссия Вольфа. Кого они выбрали? Германа Геринга. Она пролистала доклад и очень пожалела, что не уволила генерала Вольфа давным–давно. Высшие армейские чины подцепили совсем не того человека из эры Варварства, чтобы иметь с ним дело. Она понимала это, а вот власти в Вашингтоне согласились с тем, чтобы следовать рекомендациям Вольфа, до них еще не дошло, насколько типичным болваном–солдафоном он был. Но это также показывало и силу армейского генштаба даже в чисто политических сферах в наши дни.

Она позвонила Леоноре, своей секретарше.

— Скажи Эмилю Старку, чтобы он вошел.

Откладывать эту встречу дальше было бессмысленно; так или иначе, но Старк, по всей вероятности, будет доволен. Подобно многим другим, премьер–министр Израиля, несомненно, воображал, что Геринг был простым клоуном. Они так и не переварили материалы Нюрнбергского процесса, прошедшего по окончании Второй мировой войны, если они так считали.

— Доброе утро, миссис Тибо, — произнес, улыбаясь, появившийся в гостиной Старк.

— Это Геринг, — сказала Николь.

— Разумеется, — Старк продолжал улыбаться.

— Вы чертовски глупы, — сказала она. — Он слишком ловок — для любого из нас, вам разве это не ясно? Если мы попытаемся вести дела при его посредничестве…

— Но к концу войны Геринг потерял расположение Фюрера, — вежливо заметил Старк, усаживаясь за столик напротив нее. — Он был замешан в проигрываемой военной кампании, тогда как гестапо и ближайшее окружение Гитлера только упрочило свою власть. Борман, Гиммлер, Эйхман, чернорубашечники. Геринг понимал, что означает для военной фракции партии поражение в войне.

Николь молчала. В ней нарастало раздражение.

— Неужели это вас так сильно беспокоит? — вкрадчиво произнес Старк. И мне очевидны связанные с этим трудности. Но ведь у нас достаточно простое предложение, которое мы хотим сделать рейхсмаршалу, разве не так? Его можно изложить в одной незамысловатой фразе, и он поймет его.

— О да, — согласилась она. — Геринг поймет. Он также еще поймет, что если отвергнуть наше первое предложение, мы смиримся с меньшим, затем удовольствуемся еще меньшим, и в конце концов… — Она помолчала. — Да, это серьезно меня беспокоит. Как я полагаю, фон Лессинджер оказался прав в своих последних выводах — никому и близко не стоит соваться к Третьему Рейху. Когда имеешь дело с психопатами, трудно не заразиться от них. От общения с ними и сам становишься душевнобольным.

— Подумайте еще, — тихо сказал Старк, — о тех шести миллионах евреев, чьи жизни нужно спасти, миссис Тибо.

Николь тяжело вздохнула.

— Ладно! Глаза ее сверкнули гневом, но израильский премьер спокойно выдержал ее взгляд; он не боялся ее. Не в его привычках было тушеваться перед кем бы то ни было; он прошел долгий путь к этой своей должности, и успех ему был бы заказан, если бы он вел себя иначе. Трусу нечего было делать в его положении. Израиль был — и сейчас, и всегда — небольшой страной, существовавшей между могущественными блоками, которые могли в любой момент, когда им заблагорассудится, стереть ее с лица земли. Старк даже слегка улыбнулся в ответ на ее гнев — или ей только показалось? И от этого еще большая ярость охватила ее. Ярость ощущения собственного бессилия.

— От нас вовсе не требуется уладить это дело прямо сейчас, попытался успокоить ее Старк. — Я уверен, ваш ум занят еще и многими другими, не менее важными делами, миссис Тибо. Например, сегодняшним концертом в Белом Доме. Я получил на него приглашение, — тут он похлопал по карману пиджака, — о чем, я в этом не сомневаюсь, вас поставили в известность. Нас ждет прекрасный парад талантов, не так ли? Ведь так всегда бывает на концерте в Белом Доме. — Голос у него был вкрадчивый, мягкий, успокаивающий. — Не возражаете, если я закурю? Он достал из кармана небольшую плоскую золотую коробку, из которой извлек сигару.

Вот эти я пробую впервые. Филиппинские сигары из листьев табака сорта «Изабелла». Кстати сказать, ручной работы.

— Валяйте, — раздраженно бросила Николь.

— Разве Гор Кальбфлейш не курит? — удивленно спросил Старк.

— Нет, — ответила Николь.

— Он также не удостаивает своим вниманием и ваши музыкальные вечера, верно? Это, по–моему, недобрый знак. Вспомните Шекспира, «Юлия Цезаря».

Кажется, так: «Я не доверяю ему, потому что нет места музыке в душе его».

Вспомнили? «Нет места музыке в душе его». Разве это не является абсолютно точной характеристикой нынешнего Дер Альте? Я никогда, к несчастью своему, с ним не встречался. А вот иметь дело с вами, миссис Тибо, одно удовольствие, поверьте мне.

У Эмиля Старка были серые необычайно смышленые глаза.

— Спасибо, — простонала Николь, в душе больше всего желая, чтобы он поскорее ушел.

Она ощущала, что он овладел всеми нитями их беседы, и это вызывало у нее досаду и беспокойство.

— Видите ли, — продолжил он, — для нас, израильтян, всегда затруднительно вести какие–либо дела с немцами, поэтому я не сомневаюсь в том, что испытывал бы определенную неловкость и во взаимоотношениях с герром Кальбфлейшем.