Он выдохнул густое облако сигарного дыма; запах его был ей настолько отвратителен, что она, не стесняясь премьера, сморщила свой нос, а он спокойно продолжал:

— Он очень напоминает самого первого Дер Альте, герра Аденауэра, кажется так его звали, насколько мне помнятся учебные исторические фильмы, которых я насмотрелся еще мальчиком в школе. Интересно отметить, что он правил куда более длительный промежуток времени, чем продолжался весь период существования Третьего Рейха… который, как полагали, должен был просуществовать тысячу лет.

— Да, — рассеянно согласилась Николь.

— А ведь это вполне осуществимо, если мы скажем ему необходимую для этого помощь, прибегнув к использованию аппаратуры фон Лессинджера. Он отвел глаза в сторону.

— Вы так считаете? И тем не менее, вы все еще хотите…

— Я думаю, — сказал Эмиль Старк, — что если Третьему Рейху предоставить в распоряжение те виды оружия, которых ему недоставало, он мог бы протянуть еще лет пять — хотя и это представляется весьма мало вероятным. Он обречен на гибель самой своей внутренней природой: в нацистской партии совершенно отсутствовал механизм наследования Фюреру.

Поэтому Германия распадется на части, превратится в скопище крохотных, злобно враждующих друг с другом государств, как это уже было до Бисмарка.

Мое правительство убеждено в этом, миссис Тибо. Помните, как Гесс представлял Гитлера на одном из грандиозных партийных митингов? «Гитлер ист Дойчланд» — «Гитлер есть Германия». Он был совершенно прав. Отсюда вытекал вопрос — что будет после Гитлера? Потоп. И Гитлер прекрасно это понимал. По сути, не исключена даже возможность того, что Гитлер преднамеренно вел свою страну к поражению. Но это весьма замысловатая гипотеза, основанная на психоанализе его характера. Я лично нахожу ее слишком уж фантастично, чтобы в нее поверить.

— Если доставить сюда Германа Геринга из его эпохи, — задумчиво произнесла Никель, — сюда, к нам, вы захотите сесть с ним за один стол и принять участие в переговорах?

— Да, — ответил Старк. — Я даже настаиваю на этом.

— Вы?… — она высокомерно взглянула на него. — Настаиваете?

Старк кивнул.

— Впрочем, это не удивительно, — заявила Никель. — Наверное, вы считаете духовным воплощением всемирного еврейства или какой–либо подобной мистической организации.

— Я являюсь официальным представителем государства Израиль, возразил Старк, — по сути, его наивысшим должностным лицом.

— Это правда, — спросила Никель, — что ваша страна намерена в самом ближайшем будущем осуществить рекогносцировочный полет на Марс?

— Вовсе не рекогносцировочный полет, — возразил Старк. — Транспортную операцию, целью которой является организация там первого нашего кибуца, разумеется, в его современном виде. Марс, так сказать, весь подобен огромной пустыне Нехеб. Когда–нибудь мы на нем будем выращивать апельсины.

— Удачливый народец, — бросила сквозь зубы Никель.

— Пардон? — Старк приложил ладонь к уху — он не расслышал ее слов.

— Вам везет. У вас есть сила воображения. А чем мы располагаем у себя в США?… — овна призадумалась. — Это нормы. Стандарты. Нам свойственен очень приземленный образ мышления. Черт бы вас побрал, Старк — вы совсем меня расстроили, даже не знаю, почему.

— Вам следовало бы посетить Израиль, — предложил Старк. — Вам там будет очень интересно. Например…

— Например, я могла бы там перейти в иудейскую веру, — усмехнулась Никель. — И принять имя Ребенка. Послушайте–ка, Старк, что–то я совсем заговорилась с вами. Мне очень не нравится вся эта затея, изложенная в докладе Вольфа, — как я полагаю, такое широкомасштабное вмешательство в прошлое слишком рискованно, даже если это и может привести к спасению шести миллионов жизней ни в чем неповинных людей. Вспомните–ка, что случилось, когда мы делали попытки послать специального убийцу в прошлое, чтобы он уничтожил Адольфа Гитлера в самом начале его политической карьеры: кто–то или что–то мешало нам всякий раз, когда мы пытались это сделать, а попыток таких мы предприняли целых семь! Я знаю — в этом я даже уверена — что нам препятствовали агенты из будущего, из той эпохи, что последует за нашей. Если кто–то один способен порезвиться, используя систему фон Лессинджера, то на это способны и двое. Бомба в пивном зале, бомба в агитсамолете…

— Не такая попытка, — сказал Старк, — будет с восторгом встречена неонацистскими элементами. Они будут рады оказывать вам всяческое содействие.

— И этим вы хотите поднять мое настроение? — с горечью в голосе произнесла Никель. — Вы должны были бы лучше других понять, насколько это дурное предзнаменование.

Какое–то время Старк ничего не говорил. Он только курил свою филиппинскую сигару ручной работы и угрюмо посматривал на собеседницу.

— Мне, пожалуй, сейчас самое время откланяться, миссис Тибо, наконец сказал он. — Возможно, вы правы. Мне бы хотелось поразмыслить над этим, а также посовещаться с другими членами моего кабинета. Мы еще с вами встретимся сегодня вечером на концерте в Белом Доме. Там будут исполняться Бах или Гендель? Я очень люблю обоих этих композиторов.

— Сегодня у нас будет программа специально для израильского премьера, — сообщила Никель. — Мендельсон, Малер, Блох, Копленд. Ну как?

Она улыбнулась, и Старк улыбнулся ей в ответ.

— У вас есть лишний экземпляр доклада генерала Вольфа, который я мог бы взять с собой?

— Нет. — Она отрицательно покачала головой. — Это «Гехаймнис» совершенно секретно.

Старк поднял бровь. Улыбка сошла с его лица.

— Даже Кальбфлейшу не видать его, — подчеркнула Никель.

А ведь в ее намерения не входило выпячивать свое положение, и Эмиль Старк, без сомнения, догадывался об этом. Профессиональная проницательность была одним из его неотъемлемых качеств.

Николь прошла к своему письменному столу и расположилась за ним.

Ожидая, пока он уйдет, она стала просматривать папку с различными краткими сообщениями, которые подготовила для нее секретарша Леонора. Среди ничего особенно интересного не было, внимание Никель привлекло только одна информация.

В ней говорилось, что разведчице талантов для Белого Дома Джанет Раймер так и не удалось уговорить великого, но патологически неуравновешенного пианиста–телекинетика Ричарда Конгросяна принять участие в сегодняшнем концерте, так как он внезапно покинул свою летнюю резиденцию в Дженнере и добровольно отправился в один из санаториев для прохождения курса электрошоковой терапии. И об этом никто не должен был знать.

Конгросян был известен не только своей мастерской интерпретацией Брамса и Шопена, но и своеобразным, быстрым и очень сильным умом. Пропади все пропадом, с горечью отметила про себя Никель. Что ж, это полностью перечеркивает все, что намечалось на сегодняшний вечер; я вполне могу заваливаться в постель сразу же после обеда.