— Итак, я нашел себя. — Гейрлинг усмехнулся и коротко сжал руку на его плече. — Однако, ваше преосвященство, пока у тебя, похоже, все идет довольно хорошо. И я слышал этот назойливый голос, бормочущий где-то в глубине моего мозга — и моего сердца, — говорящий мне, что я должен следовать. Не думаю, что у меня есть та искра, которую Он дал тебе, когда выбрал тебя, чтобы ты тащился по ветру перед остальными со своим фонарем, но куда бы Он тебя ни вел, я, по крайней мере, могу помочь прикрыть твою спину на этом пути.

Форт Тейрис, провинция Шайло, республика Сиддармарк

Дождь снова усиливался.

Гонимые ветром капли падали гроздьями, как крошечные ледяные копыта, скакавшие по любой непокрытой коже, но, похоже, они не очень беспокоили проклятых еретиков, — мрачно заметил генерал Лейрейс Уолкир, прислушиваясь к разрывам снарядов. Он и его осажденное командование были окружены позициями еретиков — сиддармаркцы спускались по ущелью Охадлин с севера, чарисийцы приближались с юга — и он был, к сожалению, уверен, что их пехоте, по крайней мере, удалось в конце концов взяться за руки, пробираясь по узким извилистым тропам над ущельем. Ведомые, без сомнения, местными еретиками, которые ненавидели все, за что выступали верующие, и только ждали этого момента, чтобы отомстить.

Ну, конечно, их пехота соединилась, — с горечью подумал он. — Они направили чертову артиллерию на холмы! Уверен, как Шан-вей, что они смогли переместить свою чертову пехоту, куда им заблагорассудится.

Он на собственном горьком опыте убедился, что все слухи о винтовках чарисийцев были слишком правдивы, но смутные сообщения, которые он получал об «угловых орудиях», мало что значили для него. У него не было опыта, на основе которого можно было бы осмыслить, кем они были или чем занимались. Теперь, к сожалению, он слишком хорошо все понял. Тяжелые угловые орудия были достаточно плохи, посылая свои массивные снаряды в форт с расстояния в несколько миль к югу. Воронки, которые они проделали в мертвой земле за земляными валами, были огромными, и то, что они сделали с кирпичной кладкой, было невероятным, но маленькие, подвижные были еще хуже, когда дело доходило до простого хаоса. Их было бесконечное множество, они быстро перемещались с места на место, и его люди никогда не могли знать, где — или когда — следующий обрушивающийся поток шрапнели сменит дождь.

А потом были ракеты, — подумал он, вглядываясь в дождливую темноту покрасневшими, измученными глазами. Он ожидал, что, по крайней мере, сможет незаметно произвести ремонт в часы темноты, но еретики лишили его даже этого. Он понятия не имел, как назвать то, что сверкало в ночи, подвешенное к похожим на зонтики навесам, когда они дрейфовали там, где их оставили ракеты, безжалостно освещая землю внизу, но ему не нужно было знать их имя, чтобы проклинать их от всего сердца. Его люди окрестили их «свечами Шан-вей», но он подозревал, что они были не более сверхъестественными — или демоническими — чем винтовки и разрывные снаряды, которые использовали еретики. С другой стороны, они, вероятно, были не менее демоническими, и кто он такой, чтобы говорить, что такое знание, а что не является нарушением Запретов?

Какими бы блестящими они ни были, они не могли заменить дневной свет, когда дело касалось чарисийских снайперов. Это была одна из причин, по которой он сомневался в их демоническом происхождении. Конечно, если бы Шан-вей или ее слуга Проктор предоставили их непосредственно своим слугам, они были бы великолепны при дневном свете. И все же, в то время как стрелки могли счесть свое освещение ненадежным, проклятая артиллерия была менее разборчива. Если ей не хватало точности стрельбы из винтовок, она компенсировала это шириной зон поражения, и рабочие группы, работавшие над устранением повреждений от бомбардировки, вызывали шквал снарядов и осколков всякий раз, когда «свечи» проплывали над головой.

Его люди были так преданы Богу и Матери-Церкви, как только могут быть преданы смертные, и все же он чувствовал, как их охватывает отчаяние, когда обстрел шел четвертый день, и они прятались за кирпичными парапетами форта или в сырых ямах, вырытых в размокшей земле. Он, вероятно, потерял до двух тысяч из-за винтовок и артиллерии еретиков, и он знал, что это только начало. То же самое знали и его люди, и даже самый верный должен был обнаружить, что все его смертные слабости обнажились, когда он чувствовал, как смерть неумолимо приближается к нему.

И все же он понимал, что между отчаянием и поражением есть разница. Промокшие, дрожащие, перепачканные грязью, несчастные солдаты его полков знали, что они согнулись в этом положении, чтобы продержаться до тех пор, пока их не сменят. Что если бы они только смогли достаточно долго стоять на своем, армия Шайло пришла бы им на выручку. Они продержатся столько, сколько смогут смертные люди, и если этого будет недостаточно, они все равно смогут — и будут — выполнять свой последний долг перед Богом и архангелами, зная, что все, что еретики могут сделать с их телами, не будет иметь никакого значения.

* * *

Герцог Истшер стоял на вершине холма к востоку от ущелья Охадлин, дождь блестел на его клеенчатом пончо, а дыхание было облачком тумана, когда он поднял свою двойную трубу при вспышках трех новых парашютных ракет над фортом Тейрис. Каждый раз, когда вспыхивала одна из них, он испытывал прилив благодарности к человеку, которого никогда не встречал, и сделал мысленную заметку заехать в Теллесберг по пути домой в Чисхолм, чтобы лично пожать руку барону Симаунту. И пока он этим занимался, ему лучше потратить лишний час или около того, чтобы поблагодарить Эдуирда Хаусмина и других волшебников заводов Делтак.

В двухстах ярдах перед ним и внизу восемь орудий батареи нарезных четырехдюймовок стреляли размеренным, ровным грохотом, одно за другим, с точностью метронома. Их дульные вспышки были огромными, внушающими благоговейный трепет в темноте и под дождем, и он видел, как их снаряды — «бронебойные», как их называли на заводе «Делтак», — ударяли по кирпичной стене форта, как молоты. Калибр их стволов был на полдюйма меньше, чем у двенадцатифунтового гладкоствольного оружия, но их снаряды весили почти двадцать восемь фунтов, и каждый нес в себе фунт черного пороха. Они подобно шильям сверлили кирпичную кладку, пронизывая ее воронками, как в глазчатом сыре, а шестидюймовые «углы» были еще более смертоносными. Их «фугасные» снаряды весили шестьдесят восемь фунтов и содержали более одиннадцати фунтов пороха. Они были достаточно тяжелыми, чтобы глубоко пробить все, что могла предложить оборона форта Тейрис, и их вулканические взрывы разносили заполненную щебнем каменную кладку.

К сожалению, они были менее действенны против земляных работ, чем против кирпичной кладки. Твердая земля поглощала их взрывную силу гораздо эффективнее, чем каменная кладка, и к тому же ее было легче залатать. И все же, — напомнил он себе, наблюдая за неуклонным разрушением фортификационных сооружений, — на это тоже был ответ. И то, чего четырехдюймовым орудиям могло не хватать в чистой поражающей силе, они с лихвой компенсировали точностью. Его артиллеристы могли надежно поражать шестифутовую цель на расстоянии двух тысяч ярдов и достигать максимальной дальности стрельбы более четырех тысяч. Он читал замечательные отчеты о новых казнозарядных орудиях, которые начал производить Хаусмин, и едва мог дождаться, когда его артиллеристы получат их в свои руки. В то же время того, что у него уже было, было более чем достаточно.