Взлетные дорожки 28 апреля 1945 года были в полном порядке, налет союзников в тот вечер не случился, и вскоре пилот благополучно посадил машину вблизи швейцарской границы. Переодевшись в обычную гражданскую одежду, Мюллер с сотоварищем по побегу спокойно пешком пересекли границу и затем несколько месяцев, а именно до октября 45 года, прожили в нейтральной стране в домике у идиллического озера – частной собственности пилота, являющегося гражданином мирной консервативной Швейцарии. У шефа гестапо не возникло особых проблем с местными банками по поводу его личных вкладов и сбережений, да и с собой он предусмотрительно взял чемоданчик швейцарских франков. Папашу Мюллера отличала предельная во всем предусмотрительность.

Как только радостные волнения победителей слегка улеглись и начали они готовить Нюрнбергский процесс, группенфюрер СС, как преданный и ревностный католик, подался в Ватикан. По словам любящей дочери «серого кардинала» Третьего рейха, в те годы Ватикан был активно вовлечен в акции по укрыванию бывших нацистов. Таким образом, именно Ватикан в лице его тогдашнего епископа Алоиса Хюдала помог Мюллеру легализоваться.

На этом месте в общем-то интересной истории меня вдруг непреодолимо потянуло зевнуть, что я тайно и сделала, предварительно низко опустив голову и, как бы задумавшись о чем-то серьезном, прикрыв рукой рот и подбородок. Конечно же, вся история про Мюллера, чистая ли она правда или сочиненная в бредовом сне легенда, была увлекательна сама по себе, но меня неумолимо начало клонить в сон. Жаль, что малознакомого, по сути, человека нельзя по-простому и по-честному попросить перенести часть занимательного повествования на завтра. Ладно, потерплю, ведь в то же время хочется все узнать.

Итак, знаменитый своей загадочностью папаша Греты получил документы на имя поляка Франца Андреаса Каминского, якобы родившегося в 1903 году в тишайшем австрийском городке Граце. Тот любопытный факт, что ни в одном из церковных реестров города Граца никогда не регистрировалось рождение мальчика с таким именем, абсолютно ничему не помешало, хотя, согласно правилам, если в истинно католической семье родится ребенок, родители несут его в церковь в течение первых пяти дней. В общем, как Грета меня убедила, свидетельства о рождении Каминского просто не существует в природе.

В Риме бывший группенфюрер некоторое время преподавал в католической школе для мальчиков с подходящим к случаю названием «Анима», даже был там деканом. Затем он женился и после рождения очередной дочери купил небольшую виллу в так ему полюбившейся тихой Швейцарии, куда и переехал жить с семьей. В начале пятидесятых он вошел в контакт с «лучшими представителями американской демократии», то есть сотрудниками ЦРУ, которым по сходной цене продал в течение многих лет собиравшиеся им материалы о советской резидентуре за рубежом, о структуре, методах работы и организации разведки у русских. Грета, еще ярче запылав взором своих больших и выпуклых глаз, с гордостью принялась меня уверять, что вот «мою русскую разведывательную систему» отец ее знал более чем отменно и считался на Западе самым главным экспертом по ней. Я легко с немкой в том согласилась, тем более что сама о «русской системе» ровным счетом ничего не знала и скорее всего даже не отличу шпиона-диверсанта от пенька в лесу, чему имела хорошую возможность убедиться ранее.

За ценные сведения благодарные американцы якобы подарили Мюллеру-Каминскому роскошную белокаменную виллу на Вирджин Айленд – американском острове в Карибском море. Много всяких других событий там потом происходило, типа внезапной гибели под колесами автомашины итальянской супруги фиктивного поляка, но, по словам самой Греты, то были «дела мелкого семейного масштаба». В итоге новая знакомая меня практически убедила, что нацистский преступник и руководитель гестапо Генрих Мюллер тихо и мирно скончался у себя дома в окружении любимых собак, картин и книг по философии и истории искусств в 1973 году. Согласно его завещанию, он был похоронен на католическом кладбище Граца рядом с давно погибшей в римской катастрофе женой.

О себе и своей судьбе с помощью пары моих тонко наводящих вопросов немецкая дама немножко рассказала. Вопросы те я задавала будучи сильно усталой и как бы перекормленной информацией, но прервать сегодняшний момент истины мне было жаль.

Витающая по комнате, почти явственно ощутимая атмосфера откровенности очень редка в этом мире; ее легко разрушить, но тяжело, если не невозможно, восстановить. Грета же в текущие мгновения находилась в состоянии легкой горячности, и слова из нее текли прямо-таки полноводной рекой или лирической песней. Даже берусь утверждать: она невероятно была рада мне, как искренне интересующейся историей ее непростой судьбы слушательнице, что мне, признаюсь, весьма льстило. Видно, человек предельно изголодался по глубокому личному вниманию в четком, вежливом и ненапряженном, но слишком поверхностном режиме общения, практикуемом медперсоналом Аскер Бада. О своей жизни в Германии, где она находилась до четырех с половиной лет, Гретхен помнила мало чего конкретного, но по детским ощущениям считала тот период одним из самых счастливейших в жизни. Немецкий язык казался ей самым лучшим из существующих языков, и именно его она считала родным, хотя после переезда в Норвегию учила его лишь в обыкновенной норвежской школе.

Грета под именем Кари жила со своими, как она верила, бабушкой и дедушкой в небольшом рыбацком поселке неподалеку от города Олесунд. Пожилая норвежская пара были людьми очень добрыми, справедливыми и порядочными. Старого рыбака Кристиана Хейде весьма уважали не только в родном Олесунде, но и во всей Норвегии – он был известным своими убеждениями активистом коммунистической партии Норвегии. До сих пор, будучи немолодой женщиной, Грета хорошо помнила каждую морщинку на его сильно обветренном, но оттого еще более красивом, волевом и умном лице со спокойной приветливой улыбкой, с которой он каждый вечер, попыхивая неизменной трубкой, рассказывал девочке на сон грядущий героические норвежские саги…

– Трудно себе даже вообразить, каким исключительно честным, смелым и спокойным человеком был дед – теперь таких людей почти не встретить. Уверена, ты наверняка много раз видела копии знаменитого портрета старого норвежского рыбака…

Я утвердительно кивнула головой: последний раз я лицезрела портрет старика, находясь в самой сердцевине шпионского гнезда в компании опасного диверсанта-подрывника, то есть коротая вечер вместе с невинно пострадавшим поэтом Колей на вилле в лесу, принадлежащей его хорошему норвежскому другу. Ничего этого вслух, естественно, я не произнесла.

– …Такие легко встретить в любой туристической лавке. Так вот я иногда специально туда захожу, чтобы посмотреть на это суровое и нежное одновременно, гордое и смиренное перед невзгодами судьбы лицо; вглядываюсь в его прозрачно-синие, как морская гладь, такие кристально ясные, подобные солнечному свету глаза и ловлю себя на том, что начинаю мысленно разговаривать с дедом. Да, Вероника, мой дед Кристиан был невероятно силен, могуч и спокоен – настоящий викинг, вызывавший у всех окружающих невольное восхищение. Истинным исполином духа был дед, даже всегдашняя недоверчивость отца, его извечный профессиональный скептицизм относительно людей таял перед твердым спокойствием старого рыбака.