как-то умуд-рился отвлечь внимание конвоя и повесился в камере. Впрочем, логично – Иуда... В Аду поговорите.

…Законодательное Собрание утвердило премьер-министра с первого раза. И даже устроили по такому поводу небольшой фуршет – надо же отметить прекращение периода нестабильности и неопределённости. Желали новому главе правительства успехов на новой должности, осторожно выясняли – кого планируется сделать министрами. Поприсутствовав на торжестве для соблюдения приличия, депутат и бывший министр внутренних дел Эринг вернулся к себе в кабинет. И немало удивился – его ожидал гость.

– Рудольф, ты? Чем обязан?

– У тебя ведь есть португальское гражданство? И недвижимость там же. Правда?

– Ну... Ну, есть. А ты это к чему?

– Покойница Санни, царство ей небесное, тебя терпеть не могла. Именно твои люди её папу убили.

– Ну, допустим... И что?

– Шеф решил, что надо исполнить желания его Солнышка. Несмотря на то, что Солнышко закатилось. Тесно вам с ним в одном государстве, Эринг. Да и возраст у тебя почтенный. Не всё ж трудиться – пора и отдохнуть. Ехал бы ты в Португалию, а? Климат хороший, фрукты, тёплое море, загорелые красавицы... Только мемуары не пиши. Не твоё это. У тебя, как у заслуженного ментовского генерала, всегда хорошо выходили только рапорты.

Часть 7 - 1

2002, 14 февраля

Премьерный показ мультика прошёл на ура. Очередная голливудская история о прекрасной принцессе; официальная премьера в Мошковце. Сказочная история о любви – когда же ещё её показывать, как не на День влюблённых? Они ходили семьёй – Джордж, Жозефина и Элли. «Глава государства посетил премьеру как частное лицо».

У забора, отгораживающего семнадцатую квартиру от остального дома, стояла знакомая белая «ауди». Антон пока ещё не решается загонять свою машину в гаражный отсек на первом этаже.

С Антоном они столкнулись на лестнице в семнадцатую квартиру. Хозяин поднимался, гость спускался. На площадке, перед открытой дверью, стояла Стефани; расставание с гостем сопровождалось негромким, но вполне ясным звуком поцелуя.

– Добрый вечер, Джордж Джорджиевич!

– Взаимно!

Хозяин и гость пожали друг другу руки.

– Привет, папа! – это уже Стеф. – Как мультик? Понравился?

– Мы с Финкой половину мульта тихо хохотали, Элли в полном восторге. Так что рекомендую. Возьми своего аудитора и тоже сходи.

Он обнял дочь и вошёл в квартиру. Стеф вошла следом и сразу направилась к себе в комнату. Через минуту поднялась Финка – ей, как всегда, надо лично проследить за постановкой машины в гараж и задать охране какие-то общие вопросы, что случилось за день. Подхватила Элли – пошли мыть руки. А Джордж заглянул в комнату Стефани.

Старшая дочь стояла у окна и смотрела на улицу. Потом вдруг улыбнулась и радостно замахала рукой.

– Стеф, ты что это? – ласково спросил Джордж, когда она закончила и отошла от окна.

У них в квартире по-прежнему стояли знаменитые американские пуленепробиваемые окна. Снаружи ничего не видно – только зеркальное отражение улицы. Даже если включить в комнате самый яркий свет и полностью убрать шторы.

– Тоник... Он на прощание помахал мне рукой. Встал под окном и помахал. А я – ему.

– Так ведь он тебя всё равно не видит.

– Неважно. Он знает, что я стою у окна и провожаю его.

Стеф смущённо улыбнулась и опустила глаза. Потом сообщила: на кухне всё чисто, посуду они сами помыли. Можете кормить Элли ужином. Да, Стефани с Антоном вообще на редкость аккуратно проводят свои свидания. О том, что они решили немного расслабиться и повеселиться, свидетельствует разве что бутылка кипрского вина (подарок отца Феогноста после очередной поездки к своему шефу, александрийскому патриарху): с утра была непочатая, а теперь в ней где-то четверть былого содержимого. Будем надеяться, по дороге домой Антона не остановят гаишники и не потребуют дыхнуть в трубочку.

Ближе к полуночи заснули все, кроме Джорджа. Финка – в их общей спальне, дочки – в своих комнатах. А он сидел в кабинете, включив только настольную лампу, и рисовал первое, что приходило в голову. Получалась какая-то абстракция со множеством углов и изгибов.

Поднял голову от рисунка – в приоткрытой двери стояла Стефани.

– Что-то случилось, дочка?

– Не знаю... Тоже почему-то не спится.

– Тогда заходи, присаживайся.

Он встал из-за стола и пересел на диванчик. Дочь уселась рядом.

– Пять лет! – произнёс Джордж после пары минут молчания. – Ватерман тогда тоже устроил нам встречу на День всех влюблённых, 14 февраля 1997-го. Она действительно была Солнышком…

– Ты до сих пор её любишь…

– Как и твою маму. И Маю Шиловскую. Не знаю, счастье это или проклятие.

Вместо ответа Стеф положила голову ему на плечо. И тихо спросила после очередной длинной паузы:

– Пап, а как ты понимаешь, что влюбился? Вот, скажем, как ты понял, что любишь маму?

– Как тебе сказать... Я до сих пор не знаю, что было раньше, а что потом. То ли сначала я вдруг понял, что мне не нужны никакие другие женщины, кроме Маши, то ли всё-таки испугался, что потеряю её, если у меня будут другие женщины. Она как-то сразу это обозначила как главное условие: не хочешь регистрировать наш брак – обойдусь и без штампа в паспорте. Но у тебя не будет больше никаких других женщин, кроме меня. А я вдруг понял, что заранее на это согласен. Мне не нужны другие женщины, если есть Маша.

Никогда ещё Стеф не слушала его с таким вниманием.

– Ну и эффект внезапности, конечно! До сих пор не знаю, что такого Маша могла найти во мне, что почти сразу пустила меня жить в свою квартиру. Причём сразу же заказала второй комплект ключей – типа ты здесь не гость. Что такого во мне можно было найти?

– Пап, не скромничай! – Стеф улыбнулась и обняла его. – Ты...

Ты…

Она никак не могла подобрать правильные слова.

– Сегодня-то