— Присядь.

— Здесь только одно кресло. По долгу хозяина дома предоставляю его вам, сударь.

Он сказал это и поразился собственной смелости. Лэрд Одвелл вполне разделял его изумление. Адриан ждал вспышки гнева, может быть, пощёчины за дерзость, но вместо этого Рейнальд Одвелл снова улыбнулся.

— Я мог бы многое ответить тебе на это, — сказал он. — Но это было бы низко с моей стороны. Потому я промолчу и воспользуюсь твоим гостеприимным предложением.

Он вернулся в кресло, как будто ужасно довольный началом беседы. Адриан не мог взять в толк, что ему нужно, и от того нервничал сильнее с каждой минутой. Теперь ему некуда было сесть — не на кровать же? — и он остался на ногах.

— Вижу, усилия мэтра Лорана даром не прошли. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Мэтра Лорана?.. Это кто?

— Это лекарь, который тебя пользовал. Лучший, какого я видал на своём веку. Ты ни в чём не нуждаешься?

— Как давно я здесь?

— Двенадцать дней. Не считая тех двух суток, что ты провёл в подземелье стараниями этого кретина Индабирана, — Рейнальд поморщился при этом имени, словно от одного его звучания во рту становилось кисло.

— Кто тут был со мной? — спросил Адриан; он не собирался, вырвалось словно само собой. — Я знаю, была какая-то сиделка… что с ней стало?

— Была, — кивнул Рейнальд. — Одна из горничных, я приставил её в помощь мэтру Лорану. Должна была ходить за тобой. Ты её не помнишь?

Адриан помотал головой. Слова о двенадцати днях оглушили его, он не мог поверить в услышанное. Так долго! Ему казалось, он потерял сознание во дворе замка и сразу очнулся в постели.

— Ты бредил, — пояснил лэрд Одвелл, — и ей померещилось, будто ты одержим бесом. Вылетела отсюда с криком, что и на верёвке её к тебе не подтащат. Не стоило ей так говорить…

— Вы её повесили?! — ужаснулся Адриан, вспомнив о судьбе незадачливого лекаря Индабиранов. О боги, ещё и за это ему быть в ответе…

Рейнальд Одвелл рассмеялся, развеяв его тревогу.

— Не бойся. Она всего лишь деревенская дура, что с неё взять? Штопать и стирать она умеет, а ходить за больными её не учили. Навоображала невесть чего… отделалась поркой. Сурово, я знаю, но, пойми меня, мальчик, новым хозяевам этого замка приходится держать прислугу в строгости. Риск бунта всё ещё остаётся, хотя он уже и не так велик, как прежде.

Адриан смотрел на него расширившимися глазами. Как запросто этот человек, этот вор, убийца и вероломный предатель говорит с ним о том, каково удерживать в руках награбленное! Бунт среди слуг? А это идея, мелькнула у Адриана безумная мысль. Я мог бы помочь Анастасу, коль скоро уж оказался здесь. Действовать изнутри, из тыла врага…

Но следующий его вопрос, снова вырвавшийся будто сам по себе, не имел никакого отношения к планам побега.

— Что я говорил? Чего… чего она так испугалась?

Лэрд Одвелл пожал плечами.

— Меня при этом не было, да и девку я не особо спрашивал. Она болтала что-то о Яноне и Мологе. Должно быть, ты поминал этих богов. Кстати, почему? Ведь твой род почитает Гвидре? Или ты сменил культ?

Адриан слушал, чувствуя, как гулко стучит кровь в висках. Потом сказал пересохшими губами:

— Нет. Я почитаю Милосердного Гвидре. Это вы и ваш проклятый клан молитесь Мологу, столь же дурному, как вы сами.

Он ждал в ответ окрика или взрыва хохота, но Рейнальд Одвелл лишь внимательно посмотрел ему в глаза. Так похож на Тома… и так не похож. «Может, — подумал Адриан, — сказать ему, что я знаю его старшего брата? Тот тоже походя поминает Молога так, словно совсем его не боится. Как можно не бояться дьявола? Вот я, — думал Адриан, — Милосердного Гвидре — и то боюсь. Потому что на деле вышло, что не так-то уж он и милосерден».

— Ты богобоязнен? — поинтересовался Одвелл.

Адриан, не ждавший такого вопроса, вновь растерялся. Он не знал, что ответить. Рейнальд усмехнулся.

— Понятно. Как и многие южане, ты предпочитаешь верить сердцем, а не думать головой. Не гневайся на меня, но я скажу, что именно это принесло беду твоему клану.

— Беду моему клану принесли вы и ваши септы!

Рейнальд Одвелл вздохнул и, поставив локти на подлокотники кресла, сплёл пальцы.

— Это верно. Именно об этом я и хотел поговорить с тобой… Адриан Эвентри.

И опять он загнал Адриана в тупик. Всё это было так странно. Адриан ждал от него мелочной жестокости Элжерона, ленивой грубости Топпера Индабирана, на худой конец, ледяной надменности Тома — это было всё, что он знал о зле в реальном мире. Но то зло, что он видел сейчас перед собой, было совсем другим, совсем на зло не походило. Адриан вспомнил, как Рейнальд расправлял ворот его рубашки, и сглотнул. Он неожиданно пожалел, что ему негде сесть.

— Мой отец считает, — вполголоса заговорил лэрд Одвелл, — что наш великий предок, лорд Зигмунд, подложил нам большую свинью, приняв поклонение Мологу. Это было разумно и оправдано со многих точек зрения, но людское суеверие не слабеет с веками. Люди как прежде чурались мологопоклонников, так и ныне чураются. А что ты знаешь о Мологе? Чему тебя учили?

— Вас, должно быть, учили иначе, — напряжённо ответил Адриан.

Рейнальд рассмеялся, легко и беспечно.

— Не думаю. Молог — он Молог и есть. Одно из двух изначальных божеств, существовавших всегда. Пока Гилас царила в небе, Молог царил на земле, и Великая Тьма гуляла меж землёй и небом, знаменуя границу их владений. Но свет Гилас, рассеивавший даже эту Тьму, достигал земли и притягивал взор Молога. Множество раз просил Молог Гилас спуститься к нему и подарить земле часть света, что она дарит небесам, но всегда отказывала Гилас, презирая земное. И тогда однажды Молог выследил её, и потянулся, и схватил, и стащил с небес на землю, где взял силой её тело и её свет. Взял силой то, что прежде просил и в чём ему безосновательно отказали. Что из этого вышло, знаешь, Адриан Эвентри?

Он как будто был замковым жрецом, учившим его и спрашивавшим теперь урок. Адриан сжал зубы.

— Всякий знает. Гилас навеки прокляла Молога и…

— И понесла от него детей, — безмятежно закончил Рейнальд. — Понесла и родила через тысячу лет десятерых близнецов: пять дочерей и пять сыновей, половина из которых светла, как мать, а другая половина — темна, как отец. Дети Гилас и Молога населили Великую Тьму меж небом и землёй, и рассеяли её своим божественным присутствием, и так земля соединилась с небом и появился мир. Говорят, что Молог взял Гилас там, где земля ныне сходится с небом. И когда солнце алеет на закате — это девственная кровь божественной супруги Молога изливается с небес. И когда восходит на востоке — это победное семя Молога озаряет созданный им мир. Они оба создали наш мир, вместе. Ни один из них не справился бы в одиночку. Кстати, — добавил он как ни в чём не бывало, — у меня есть брат-близнец. Мы вместе слушали эти истории и очень хорошо понимали богов-детей. Мать всегда любила меня и терпеть не могла Редьярда, моего брата. А отец, напротив, был к нему снисходительнее, а ко мне строже. Мы, случалось, называли друг друга «сыном Гилас» и «сыном Молога». Второе было почётнее, чем первое, ведь Молог — наш бог.