— Чего бы я от тебя хотел? — Голос Аммара смягчился. Теперь он заговорил по-ашаритски. — Наверное, невозможного. Поезжай домой. Разводи лошадей, воспитывай сыновей, люби жену. — Он повернулся к королю Вальедо. — Превратите свою страну — всю Эсперанью, если сможете ее объединить, — в землю, которая понимает не только войну и праведную набожность. Отведите в своей жизни место для большего, чем боевые песни для поднятия духа солдат. Научите ваш народ понимать… сады, необходимость фонтанов, музыку.

Пронесся порыв ветра. Ибн Хайран покачал головой.

— Простите меня. Я веду себя очень глупо. Я устал и понимаю, что вы тоже устали. Те известия, которые вы мне сообщили, не совсем неожиданны, но они действительно означают гибель того, что я… что было мне дорого.

— Я это знаю. — Голос Родриго был твердым, как скала. — Я бы хотел, чтобы ты помог сохранить в живых частицу Аль-Рассана. Я сказал, что у меня есть предложение. Если король не будет возражать, я бы предложил тебе определенные посты в Аль-Рассане, а потом разделить со мной пост министра Вальедо.

Джеана услышала, как потрясение ахнул Альвар де Пеллино, и увидела, что король сделал невольный жест. Родриго только что предложил отдать половину своей власти ашариту.

Аммар тихо рассмеялся. Он посмотрел на короля, потом снова на Родриго.

— Тебе нравится удивлять людей, правда? А я-то считал это своим собственным грехом.

И снова Родриго не улыбнулся.

— Мне это кажется достаточно простым. У нас слишком мало людей, чтобы захватить и заселить Аль-Рассан. Нам нужны звезднорожденные — и киндаты, — чтобы остаться здесь, обрабатывать землю, вести дела, платить налоги… Возможно, когда-нибудь они станут джадитами так же, как наши люди многие века принимали веру в Ашара. Если наш поход будет успешным, мы окажемся очень немногочисленным народом в очень обширной стране. Чтобы сыновья и дочери Ашара оставались спокойными и хорошо управляемыми, нам нужен человек их собственной веры. Нам потом понадобится очень много таких людей, но в данный момент есть только один человек, которому я могу доверить столь большую власть и который может установить такое равновесие, и этот человек — ты. Ты поможешь нам управлять Аль-Рассаном? Той его частью, где мы будем править. Аммар снова повернулся к королю.

— Он красноречив, когда хочет, не так ли? Он вас убедил? — В его голосе снова звучала резкая ирония. — Это вам кажется достаточно простым?

Кони убегали прочь, в ночную тьму. Джеана почти видела их воочию, таким живым был для нее этот образ: гривы развевались на ветру от быстрой скачки под лунами и мчащимися тучами.

— Он меня удивил, — осторожно произнес король Рамиро. — Но не больше, чем я удивился, обнаружив вас в моем лагере. Да, сэр Родриго излагает простые истины, и я умею их расслышать, как и любой другой, надеюсь. Что касается меня, то я тоже предпочитаю изящные дворец или часовню тем, которые просто защищают от дождя и ветра. Я сознаю, чем был Аль-Рассан. Я читал ваши стихи и стихи других здешних поэтов. Среди нас есть те, кто, возможно, надеется на костры из плоти во время нашего движения на юг. Я бы предпочел не оправдать их ожиданий.

— А ваш брат? А ваш дядя?

Губы короля Рамиро снова скривились в усмешке.

— Я бы предпочел, — пробормотал он, — не оправдать и их ожидания тоже.

Аммар громко расхохотался. И снова Родриго не улыбнулся. Полностью владея собой, он ждал ответа, как поняла Джеана. И он этого хотел. Ей казалось, что она это тоже поняла. Его сын чуть не умер сегодня ночью. Еще мог умереть. Родриго Бельмонте не хотел пережить еще одну потерю.

Смех Аммара замер. Неожиданно он взглянул на нее. Она смотрела ему прямо в глаза, но при лунном свете трудно было определить их выражение. Он снова повернулся к Родриго.

— Я не могу, — решительным тоном произнес он. Мысленным взором Джеана видела, что кони исчезли, пропали из виду.

— Это будут мувардийцы, — быстро проговорил Родриго. — Ты это знаешь, Аммар! Рагоза не сможет устоять даже против Халоньи, поскольку половина ее войск состоит из наемников-джадитов. Когда верховный клирик появится у ее стен и заговорит о священной войне…

— Я это знаю!

— А Фезана не выдержит нашей осады. Ты это тоже знаешь! Она падет еще до конца лета.

— Я знаю этот город, — тихим голосом вставил король Рамиро. — Я там жил в молодости, в ссылке. И сделал кое-какие наблюдения. Если только оборонительные укрепления не сильно изменились, то я считаю, что смогу взять Фезану, даже с ее новым гарнизоном.

— Это возможно.

Родриго продолжал с отчаянием в голосе:

— А затем Язир и Галиб переправятся через пролив, чтобы встретить нас. Аль-Рассан будет принадлежать или им, иди нам, Аммар. Клянусь твоим и моим богом, ты должен это понимать! Картада, Рагоза, твои воспоминания о Силвенесе… их уже невозможно спасти. Даже ты не сможешь сплясать этот танец среди костров. И, несомненно, несомненно, Аммар, ты понимаешь…

— Я должен попытаться. — Что?

— Родриго, я должен попытаться. Сплясать этот танец. Родриго замолчал, тяжело дыша, словно конь, которого остановили слишком резко.

— Ваша вера так много значит для вас? — Голос короля Рамиро звучал задумчиво. — Я слышал другие рассказы. Она значит так много, что вы готовы служить воинам пустыни, зная об их обычаях и что они принесут вашей земле?

— Моя вера? Я бы выразился иначе, государь. Я бы сказал — моя история. Не только Аль-Рассан, но Аммуз, Сорийя… Ашар в пустыне нашей родины под звездами. Наши мудрецы, наши певцы, халифы восточного мира. — Аммар пожал плечами. — Мувардийцы? Они — часть всего этого. У каждого народа есть свои фанатики. Они приходят, меняются, снова приходят в новом обличье. Простите меня за эти слова, но если королем Вальедо может быть столь мыслящий человек, как вы, — потомок королевы Васки, да славится ее имя! — мне ли отрицать возможность того, что подобная благодать снизойдет на одного из сыновей песков? Возможно, это произойдет среди соблазнительных фонтанов и струящихся рек Аль-Рассана?..

— Ты предпочитаешь быть среди них. — Джеана услышала горечь в голосе Родриго.

Аммар взглянул на него.

— В качестве соратников? Друзей? Разве я безумен? Родриго, я похож на сумасшедшего? — Он покачал головой. — Но мувардийцы, кто они такие? Точно такие же, какой была королева Васка, каким остается до сих пор большинство людей у тебя на севере. Добродетельные, убежденные, не умеющие прощать. Страшащиеся всего, что выходит за рамки их понимания мира. Племена пустыни не знают цивилизации? Согласен. Но признаюсь, что нахожу мало ценного и в городах Эспераньи. Пустыня — суровое место, даже более суровое, чем ваши северные земли зимой. Видит Ашар, у меня нет духовного родства с мувардийцами. Но еще меньше у меня общего с теми, кто совершает паломничество на остров Васки, проделав весь путь на коленях. Предпочитаю ли я общество племен пустыни? Опять-таки, если выразиться несколько иначе и потом оставить эту тему, Родриго, то мои последние слова, пока мы не поссорились, будут такими: наверное, если Аль-Рассану суждено погибнуть, то я бы предпочел пасти верблюдов в Маджрити, чем стать пастухом в Эсперанье.