— Тогда как войти? — спросила рыжая, посмотрела несколько растерянно. — У нас есть Ключ, но нет двери.

— Ты неправильно мыслишь, — менторским тоном изрек я. — Надо искать не дверь, а замочную скважину. Тогда дверь сама тебя отыщет.

— Как понимать, искатель? — вклинился блондин. — Мозги нам пудрить вздумал? Так я быстро приведу тебя в чувство!

Маньяк показал нож и сделал красноречивый жест, будто резал у паха. Но я не отреагировал на провокацию, равнодушно пожал плечами.

— Как хочешь, убийца. Но это дом теургов. И если разгадаешь их логику, то и работа машин станет ясна.

— Точно издевается! — окрысился белобрысый. — Умный что ли, кусок дерьма? Да я тебе причандалы отрежу и запихну в ухо!..

Лицо Тома покраснело, а глаза налились кровью. Посмотрел исподлобья, сделал шаг вперед, но наткнулся на выставленную ладонь Моры. Та заглянула в глаза и сказала:

— Охраняй внешний периметр. Если что, предупредишь. Выполняй.

Видимо такие перепады настроения у блондина дело обычное, потому что никто не удивился — ни рыжая, ни здоровяк. А может, на них начала действовать разлитая в пространстве Тьма.

Такое случается, когда люди долго находятся в отравленном месте. И пусть сам Мрак не касается тел, не заражает, но ядовитые миазмы воздействуют на разумы, незаметно подтачивают способность мыслить здраво, расшатывают эмоции. Границы адекватного размываются. Смиренный праведник превращается в яростного убийцу, смельчак в труса, аскет в сибарита. А остальные не видят отличий, также сбитые с толку и сломанные. Лишь селенит позволяет держаться дольше, противостоять влиянию.

Я мог и ошибаться. Потому промолчал, решив наблюдать. А белобрысый выдал пачку грязных ругательств, развернулся и ушел куда-то в переулок.

— Кретин, — сказала наемница. — Не обращай внимания, он болен. Сынок мелкого лорда, хотел стать художником, а папаша заставлял стать врачом, давил и гнобил. В итоге у мальчишки потекли мозги, прирезал и маму, и папу, и сестренку, обчистил счета рода и кинулся в бега, прибился к банде головорезов. Дальше обычная история — выжил, набрался опыта, потерял остатки рассудка. Воображает себя гением искусства и предпочитает рисовать на телах жертв. Разыскивают в каждом городе Олдуотера и Ньювотера за серийные убийства.

Странно. Мерещится, или извиняется?

От нее веяло растерянностью. Я чувствовал, что с трудом контролирует эмоции, и укрепился в подозрении, что на троицу повлиял Мрак. Но озвучивать мысли не стал, пожал плечами и произнес с ноткой сарказма:

— Действительно, ничего необычного. Сам Лиам не побаивается?

— Не знаю, — пожала плечами Мора. — Говорит, что ценит за особые таланты и близость духа. Хотя не знаю, за что там ценить кровожадного придурка. В голове каша… вон несколько лет удумал жениться, начал ухаживать за какой-то дурочкой и почти добился руки. А потом задушил ее же собственными кишками, несколько недель носил ей цветы, спал с трупом в одной постели. До сих пор считает живой и планирует свадьбу.

— Ты его недооцениваешь, — пробурчал сбоку Олифф.

— Да? — удивилась рыжая, вскинула брови.

— Хитрее, чем кажется, — сказал здоровяк. — Я давно знаю мерзавца, работали в одном картеле на Шельфе.

— Так я и не говорю, что тупой, — отмахнулась наемница. — Просто больной извращенец.

В голосе все-таки проявилась толика пренебрежения. А я подумал, что детина прав, зря она так. Ведь очень удобно слыть психопатом, на больной рассудок списывают слишком многое. И если бы Том хотел чего-то добиться, например как сейчас — не приближаться к зданию, то достиг цели. Но вероятно и то, что я преувеличиваю, вижу умысел, где такового нет.

— С ним понятно, — пробормотал я. — А что с тобой?

Она напряглась, посмотрела искоса и нахмурилась. И я уже думал, что сделает вид, будто не услышала. Но Мора ответила:

— Со мной чуть сложнее.

— Чуть?

— Да, — отрезала рыжая. Мотнула головой и решительно добавила: — Не важно. Что нужно искать?

Что ж, вторая попытка копнуть глубже не увенчалась успехом. Растерянность в ней сменилась злостью, моментально закрылась от любых попыток проковырять брешь в обороне. Но и я не знаток человеческих душ.

— Выемку, примерно такого размера, — произнес, показал пальцами окружность. — Посередине должен быть крест. Смотрите внимательно, камни не трогайте. И если ощутите щекотку, уколы, неожиданный жар или холод, бегите. Если в чем-то засомневаетесь, зовите меня.

— Выемку… — эхом обронила наемница, глядя на здание. — Будет непросто.

И оказалась права. Потому что стены обители теургов буквально изрезаны тончайшими узорами, образовавшимися за долгие годы работы Печатей. Да и затейливой резьбы по камню хватало, лепнины, мозаик. Одни изображали какие-то символы и фигуры, другие представляли собой целые картины — люди и туату, пейзажи поверхности, какие-то события из истории.

Найти в данном шедевре нечто подходящее под описание медальона епископа мнилось невозможным. Но Мора не стала рассуждать о вероятностях успеха, приблизилась и медленно пошла вдоль стены, что смотрела на Академию, внимательно изучая узоры. Олифф вздохнул, проворчал нечто матерное и унылое. Но присоединился к наемнице, ушел к противоположной.

Мне достался фасад.

Я оглянулся и окинул настороженным взглядом площадь — скамейки и фонарные столбы, здания Академии, храм, несколько домов богатых купцов, Библиотека… мир тонул мертвенном запустении. Где-то вдалеке чудилось движение холода, по спине скребло ледяными когтями. Но в непосредственной близости тварей я вроде не чувствовал.

Ладно.

Пожав плечами, приблизился к зданию и посмотрел на древние камни, зябко поежился. Вся обитель теургов представляла собой один сплошной артефакт. От нее тянуло скрытой мощью, глубоко внутри чудились Источники — сквозные дыры, воронки в Изнанку, подающие энергию с Той стороны в наш мир. И оттого сами монолиты звенят от мощи, едва сдерживая атакующие и защитные контуры.

Одна ошибка, одна расползшаяся от ветхости схема — и нас размажет по полу кровавой пленкой.

Картинка в воображении получилась на редкость сочной и реалистичной. Но я отмахнулся усилием воли, и медленно пошел вдоль стены, потянувшись доступными чувствами к темным камням. Слушал, смотрел, ощущал.

У отдельных участков кружилась голова, у иных окатывало иррациональным страхом, порой овеивало то холодом, то жаром. Однажды заметил свечение на кладке, бег ярких искр в ложбинке — как бы ни были велики и опытны теурги, но и их творения ветшали. Стабильность контуров слабела, и энергия Печатей начинала сочиться наружу.

Когда-нибудь мелких разрушений накопится столько, что будет достигнута критическая масса. И тогда вероятно обитель взорвется. Или рассыплется песком. А может, исчезнет в хлопнувшемся пространстве. Но до такого исхода далеко, как минимум несколько столетий. Правда, в какой-то момент подходить к зданию станет опасно. Искажения будут рвать живое и неживое.