Г: Да какое там “быть руководителем страны”! Березовский и близко к этому не подходил. Он хотел руководить страной через Путина, и из этого ничего не вышло. И мы имеем то, что мы имеем.

А: С точки зрения отсутствия идеалов Березовкий был, конечно, человек очень русский. У него не было ясного еврейского представления о мире, что вот это так, а это – так. Он был очень гибок в представлениях о правильном. И это, конечно, очень русская история, с одной стороны. С другой стороны, что в нем было еврейского, вы можете сказать?

Г: Что в нем было еврейского? Ну, дело в том, что еврейскость определяется не только внутренним ощущением, но и отношением внешнего мира. Если ты еврей, ты еврей по умолчанию, поскольку назвать себя русским, даже если ты таким себя чувствуешь, выглядит достаточно странно в глазах большинства публики.

А: Березовский переживал от того, что он нерусский, как вам кажется?

Г: Думаю, да.

А: Я могу сказать честно, что точно “да”, потому что он мне про это говорил. Он говорил: “Если бы я был не Борис Абрамович, а Борис Александрович, вот тут бы я уж точно стал президентом страны”.

Г: Но он был бы тогда не он. Это несколько другая история. Как сказал Гусь однажды: у русского еврея два сердца: одно там, другое здесь. И потом Израиль оказался, пожалуй, единственной страной, которая его пускала, несмотря на серьезнейшую дипломатическую кампанию. Его пытались загнать в Англию, чтобы он никуда не ездил, и в результате он не мог ездить ни в одну европейскую страну, ни в Америку.

А: Визу не давали американцы, да?

Г: Не-а. Я много раз бегал на эту тему, а мне сказали: “А чего, собственно, давать ему визу и раздражать Путина, который воспримет это как личную обиду? Что он нам такого сделал, чтобы мы ему давали визу?” Так вот, израильтяне просто проигнорировали все эти вещи. Как и с Невзлиным, кстати. И когда Борис побывал там, посмотрел на страну – у него появилось какое-то положительное еврейское самоощущение. Оно у него всегда было с детства отрицательным.

А: Хотел быть русским.

Г: Да, Березовский был маленьким еврейским мальчиком в этой ситуации, и еще не относящимся к элите, у которой было чем ответить. Я имею в виду, во внутреннем диалоге. Но потом – все же люди растут – он понял ценность не только меркантильную, но и высокую ценность принадлежности к еврейству. И я думаю, что он закончил где-то на полпути. С другой стороны, мне всегда был непонятен его переход в православие. Но это потому, что я человек вообще не религиозный.

А: Борис был тоже человек совершенно не религиозный.

Г: Нет. Борис был человек, которого нельзя однозначно определить. Вот когда меня спрашивают: “Как ты относишься к религии?” – я говорю: “Я с удовольствием бы крестился на две недели, потом перешел бы в ислам, потом еще что-то – попробовать, как Боря”. Это потому, что в тот момент, когда он думал о Боге, или о православии, или о чем-то таком, он искренне был религиозным. Потом это проходило за полтора часа. Как и с девушками. Он был влюблен практически в каждую из своих женщин.

А: Но недолго. Разве можно такому человеку доверять государственную власть?

Г: Нет. Таком человеку нельзя доверять.

А: А вы были рядом с ним, помогали эту власть брать.

Г: Я не думаю, что она у него была.

Ф: Помню один из смешных разговоров, давнишних, первых. Мы с Березовским летели в самолете, сидели напротив друг друга, и он говорит: “Знаешь, кажется, нашли человека наконец. Президентом будем делать. Ну, ты, наверное, особо не слышал. Путин такой, Владимир Владимирович. Ну, знаешь, меня наши вызвали, собрались вместе, говорят: “Борь, президентом решили делать Путина. Надо с ним контакт наладить, ты его вроде знаешь”. Ну, послали меня как бы быть с Путиным. Знаешь, не могу, мне скучно. И вот знаешь, чем Рома хорош? Роме скажешь: “Рома, нужно, чтобы человек был наш”. И вот Рома сядет с тобой, возьмет твою руку в свою, он будет ее гладить и смотреть тебе в глаза. И так две недели. И через две недели ты поймешь, что ты его, да”. Это история про то, как они послали Березовского к Путину, чтобы приручать Путина.

А потом, после 2000 года, Борис в Лондоне, и уже нужно наоборот – Путина снимать. И начинается некая обратная история: головокружение от успехов, но знак уже другой. Теперь нужно, имея, в общем, те же ресурсы, те же деньги, то же телевидение, снять поставленного тобою президента. Задача сложная, но выполнимая, с точки зрения Березовского.

Но меня во всем даже не это удивляло, а то, что Борис – то ли искренне, то ли неискренне – хотел во всех окружающих вселить какую-то надежду. Может быть, это самому Борису было не ясно. Давал кучи интервью…

А: О том, что Путина скоро не будет?

Ф: Да, что Путин уйдет в отставку. В какой-то момент уже в Лондоне мы в очередной раз встречаемся, я говорю: “Боря, ты действительно можешь сделать так, что Путин уйдет в отставку?” Он: “Юра, не уйдет – убежит!” Я говорю: “Борь, ну, наверное, я чего-то не понимаю”.

А: Да, “Ты не понимаешь”.

Ф: “Конечно, ты не понимаешь, ты не должен ничего понимать. Говорю тебе – убежит, убежит!” И это все продолжалось сколько-то лет.

А: Я слышал от Березовского эти истории. Он мне говорил: “Путина скоро не будет, губернаторы его снимут”. Я думаю, что в этом был элемент накачивания соратников. То же самое было с молодости, когда он обещал, что все заработают по миллиарду. А может быть, он действительно в это верил… Не знаю.

Ф: Он, с одной стороны, верил, а с другой стороны, он на это тратил довольно много сил и денег. На создание, например, партии “Либеральная Россия”, по опросам, рейтинг у нее был 1 процент. Я говорю: “Борис, зачем ты на это тратишь и деньги, и время? У них же нет шансов”. – “Да ты ничего не понимаешь, на парламентских выборах мы наберем большинство, вот увидишь”. Кстати, разбора полетов никогда не было.

А: Вообще прошлого не существовало. Вот мы говорим, что одна из причин популярности Путина в том, что он очень близок русскому народу. Так вот, характеристические черты Березовского тоже очень национальные. Отсутствие рефлексии – это ведь во многом русская национальная черта. Русские мало интересуются собственной историей, рассматривают ее только как некую идеологему, вместо того чтобы реально осмыслить.

Ф: Несколько раз я как историк пытался что-то анализировать с Березовским, чтобы не повторять ошибки. С другой стороны, суетливость и неумение сосредоточиться – это уже вполне еврейская черта. Так что, я думаю, он сочетал в себе лучшие стороны одного и другого народа.