все, что в моих силах, в такой короткий срок. Но как насчет Приносящих пустоту, которые, по их словам, приходят вместе с бурей?»

Крадунья окинула взглядом комнату, битком набитую писцами.

– Я подумаю, что с этим можно сделать, – сказала она.

Пока Генна писала, Крадунья встала, вытирая руки о свои роскошные одежды.

– Эй, умники. Что нашли?

Писцы подняли на нее глаза.

– Госпожа, – сказал один, – мы понятия не имеем, что ищем.

– Странности!

– Какие именно «странности»? – спросил писец в желтом, тощий парень, выглядевший глупо без шапки и к тому же лысеющий. – В городе каждый день происходят необычные вещи! Вам нужно донесение человека, который утверждает, что у него родилась свинья с двумя головами? А как насчет того, кто якобы разглядел очертания Яэзира в лишайнике на стене? Или женщины, которой было видение, что ее сестра упадет, – и все сбылось?

– Не-а, – сказала Крадунья. – Это нормальные странности.

– Что же тогда ненормальные странности? – спросил он раздраженно.

Крадунья засветилась. Она воззвала к своей крути так сильно, что сила начала сочиться из кожи, как будто она была ледащей сферой.

Рядом с ней семена, усыпающие несъеденный блинчик, проросли: выпустили длинные, извилистые лозы, которые переплелись друг с другом и покрылись листочками.

– Что-то вроде этого, – сказала Крадунья и покосилась на тарелку.

Ну вот, прекрасно. Испортила еду.

Писцы таращились на нее с благоговением, поэтому она громко хлопнула в ладоши, вынуждая их вернуться к работе. Виндль вздохнул, и она поняла, о чем сейчас думает спрен. Прошло три часа, и пока ничего существенного. Он был прав – жители Йеддо любили записывать. В этом и заключалась проблема. Они записывали все подряд.

– Еще одно послание от императора для вас, – сказала Генна. – Э-э… ваше блин… Как же это глупо звучит.

Крадунья ухмыльнулась и посмотрела на бумагу. Слова были написаны плавным изящным почерком. Наверное, Толстые Губы.

– «Крадунья, – прочитала Генна. – Ты собираешься вернуться? Нам тебя не хватает».

– Даже Толстым Губам? – спросила Крадунья.

– «Визирь Нура тоже скучает по тебе. Крадунья, теперь это твой дом. Тебе больше не нужно жить на улице».

– Что мне там делать, если я и впрямь вернусь?

– «Все, что захочешь, – написал Гокс. – Обещаю».

В том-то и проблема…

– Я еще не знаю, чем мне хочется заниматься, – сказала она, чувствуя себя удивительно одинокой, несмотря на то что в комнате было полно людей. – Поживем – увидим.

При этих словах Генна пристально посмотрела на нее. Она, очевидно, считала, что император Азира должен получать, что хочет, – и маленькие девочки-реши не вправе отказывать ему.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула капитанша городской стражи. Крадунья соскочила со стола, подбежала к ней, потом подпрыгнула, чтобы посмотреть, что она держит в руке. Донесение. Отлично. Опять слова.

– И что же вы нашли? – нетерпеливо спросила Крадунья.

– Вы были правы, – сказала капитанша. – Один мой коллега по страже квартала наблюдал за приютом «Свет Таши». Женщина, которая им руководит…

– Коряга, – сказала Крадунья. – Подлейшая тварь. Ест детские косточки после обеда на закуску. Однажды устроила конкурс гляделок с картиной и выиграла.

– …Мы ее изучаем. Она руководит какой-то схемой отмывания денег, хотя детали сбивают с толку. Ее видели, когда она меняла сферы на менее ценные, и эта практика закончилась бы банкротством, если бы у нее не было другой схемы получения дохода. В донесении говорится, что она берет деньги от преступных предприятий в качестве пожертвований, а затем тайно передает их другим группам, оставляя себе долю, чтобы помочь замаскировать происхождение сфер. И это еще не все. В любом случае дети – прикрытие, чтобы отвлечь внимание от ее занятий.

– Я же говорила, – сказала Крадунья, хватая бумагу. – Вы должны арестовать ее и потратить все ее деньги на суп. Дайте мне половину за то, что указала, где искать, и я никому не расскажу.

Стражница подняла брови.

– Можем записать, что так и поступили, если хочешь, – предложила Крадунья. – Тогда все будет официально.

– Я проигнорирую намеки на взяточничество, принуждение, вымогательство и казнокрадство, – сказала капитанша. – Что касается сиротского приюта, то я не имею такой юрисдикции, но уверяю вас, что мои коллеги скоро выступят против этой… Коряги.

– Ну ладно, – сказала Крадунья, забираясь обратно на стол перед легионом писцов. – Так что же вы нашли? Кто-нибудь светится, весь из себя такая шквальная сила, желающая добра, или произошла еще какая-нибудь ерунда?

– Это слишком большой проект, чтобы обрушить его на нас без предупреждения! – пожаловалась толстая письмоводительница. – Госпожа, обычно мы месяцами занимаемся подобными исследованиями. Дайте нам три недели, и мы подготовим подробный отчет!

– У нас нет трех недель. У нас осталось меньше трех часов.

Все было тщетно. В течение следующих часов она пыталась уговаривать, угрожать, танцевать, подкупать и – в качестве последнего, безумного варианта – сохранять полнейшее спокойствие и позволять им читать. По мере того как время уходило, они не находили ничего – и вместе с тем что угодно. В донесениях стражников было множество неясных странностей: рассказы о мужчине, выжившем после падения со слишком большой высоты; жалобы на странные звуки за окном; рассказ о спренах, которые вели себя неестественно, если хозяйка дома по утрам не оставляла им миску подслащенной воды. Однако у всех этих событий имелось лишь по одному свидетелю, и в каждом отдельном случае стражникам не удалось обнаружить ничего необычного, помимо слухов.

Каждый раз, когда обнаруживалась очередная странность, у Крадуньи чесались руки: хотелось выскочить за дверь, протиснуться в окно и побежать искать того, кто был в ней замешан. Виндль постоянно взывал к ее терпению. Окажись все эти сообщения правдой, каждый человек в городе был бы связывателем потоков. А если она побежит разбираться с одним из сотни донесений, чья причина – заурядное суеверие? Она потратит часы и ничего не найдет.

По ощущениям, так все и сложилось. Крадунья была раздражена, терпение иссякло, да к тому же блинчики закончились.

– Мне очень жаль, госпожа, – сказал Виндль, когда они отвергли сообщение о веденке, утверждавшей, что ее ребенка «благословил сам Таши, наделив более светлой кожей, чем у отца, чтобы ему было удобнее общаться с иноземцами». – Не думаю, что какое-то из этих донесений может значить больше, чем остальные. Начинает казаться, что нам просто нужно выбрать одно – и уповать на удачу.

Крадунья в последнее время ненавидела «уповать на удачу». Ей было трудно убедить себя, что она не достигла несчастливого возраста своей жизни, поэтому отказалась от надежды на везение. Она даже обменяла счастливую сферу на кусок свиного сыра.

Чем больше она думала об этом, тем больше казалось, что удача – это нечто противоположное крути. Первое – это то, что ты делаешь, а другое – то, что происходит с тобой, что бы ты ни делал.

Конечно, это не означало, что удачи не существует. Либо ты веришь в нее, либо в то, что твердят воринские жрецы –