Вальдивия вернулся в Сантьяго, чтобы ускорить отбытие Альдерете в Испанию – тот должен был попытаться привезти в Чили жену Вальдивии, присутствия которой потребовал Гаска. В Сантьяго Вальдивия написал свое последнее письмо императору Карлу:

«О наисвященнейший монарх! Ваше Величество столь всецело занято службой Господу нашему и защитой и удерживанием христианского мира против наших общих врагов, каковые есть турки и лютеране, что более бы приличествовало помогать вам деяниями, нежели развлекать словесами. Молю Бога, чтобы оказаться в присутствии Вашего Величества, имея при себе много денег, и чтобы Вы могли использовать меня по своей надобности; впрочем, я не бесполезен и там, где я есть»{1005}.

Вскорости Вальдивия вернулся на юг Чили, поскольку полагал, что его миссия состоит в том, чтобы подчинить себе все окрестные земли. Он основал Лос-Конфинес между Консепсьоном и Ла-Империалем. Затем он построил форты в Пурене и Тукапеле, где, как предупредил его один из его капитанов, Алонсо Коронас, было вот-вот готово вспыхнуть новое восстание индейцев. Коронас также сообщил, что бывший конюх Лантаро, индеец, работавший у испанцев, обучает индейцев сражаться на лошади. Капитан Мартин де Ариса был вынужден оставить форт в Тукапеле – индейцы сумели пронести туда оружие, спрятав его в пучках травы, принесенной якобы для лошадей. Тукапель был сожжен.

На Рождество 1553 года под Тукапелем состоялось одно из немногочисленных позиционных сражений между испанцами и индейцами: Лантаро постарался проследить маршрут Вальдивии и затем, воспользовавшись численным преимуществом, загнал испанцев в болота. Вальдивия разделил своих людей на три отряда[127]. Он приказал первому из них атаковать и рассеять индейцев. Те стояли крепко. Он послал второй отряд. Индейцы по-прежнему не обращались в бегство. Тогда Вальдивия, оставив десять человек охранять вещи, сам повел людей в наступление. Их ряды продолжали держать позицию. «Господа, – сказал Вальдивия своим капитанам, – что нам делать?» «А что ваша светлость может нам приказать, кроме как сражаться насмерть?»

Вальдивия отозвал людей, стерегущих обоз, в надежде, что возможность грабежа отвлечет неприятеля; такая тактика обычно оказывалась успешной. Однако Лантаро предвидел такой ход, и индейцы не ослабили натиска. Через какое-то время они начали наступать, загоняя испанцев в близлежащее болото. Их перебили одного за другим. Под Вальдивией была сильная лошадь, и он мог бы спастись бегством, но не пожелал оставить фрая Бартоломе дель Посо, у которого лошади не было. Обоих захватили в плен{1006}.

Согласно рассказу Гонгоры Мармолехо, индейцы разоружили и раздели Вальдивию, после чего связали. Они разложили костер, на котором поджаривали куски, которые отрезали от его рук заточенными раковинами мидий, и ели их. За этим последовали другие пытки, пока наконец ему не отрубили голову{1007}.

Так умер «безупречный капитан», самый гуманный и толерантный из конкистадоров, отец чилийского общества, которое, будучи отрезано despoblado пустыней Атакама, было более свободно от болезней Перу и севера, чем любое другое место на континенте. Впрочем, уже в конце 1550-х годов стране предстояло быть отданной на растерзание как голоду, так и эпидемиям.

Вести обо всех этих громах и молниях, покорениях и баталиях, убийствах и страданиях, спорах и раздорах, происходивших в Новом Свете, через какое-то время достигали Европы и поглощались чиновниками и всеми, кто служил короне в вопросах, касавшихся Индий. Однако их в первую очередь интересовали другие вещи. Решение Фердинанда, брата императора, стать королем римлян[128], принятое в 1531 году и рассматривавшееся многими как конец идеи вселенской монархии, было важным шагом, и оно, разумеется, оказало воздействие в том числе и на американскую политику – ведь в конце концов, условия для необычайных американских достижений предоставлялись короной.

Карл V мог находиться в Инсбруке или Аугсбурге, Толедо или Вальядолиде, Риме или Болонье, в Средиземноморье или каком-нибудь дворце во Фландрии; он мог размышлять над турецкой угрозой (был ли прав Эразм, доказывавший в своем «Consultatio de bello Turcis inferendo», что настоящая победа над турками будет одержана, когда они обратятся в христианство?), над тем, как ему перехитрить это «чудовище» («bellaco», как назвал его Диего де Ордас, завоеватель Ориноко) Лютера или одолеть немецких князей; однако в любую минуту его мог прервать его преданный секретарь Кобос, войдя с просьбой подписать контракт очередного искателя приключений из Севильи или Эстремадуры, желавшего отправиться в Индии, чтобы завоевать и заселить еще один кусок пустыни или джунглей, назвав его, к примеру, Новая Эстремадура или даже Новый Бадахос. Возможно, Карл хотел сосредоточиться на вопросе о том, как ему убедить папу созвать новый Вселенский собор, однако известия из Новой Испании всегда могли вмешаться в его размышления над епископальной и религиозной реформой.

Карл путешествовал постоянно – несомненно, ни один правитель не путешествовал так много, – и, по свидетельству Дантиска, он питал «чрезвычайную приверженность» к картам{1008}. Подагра уже начинала мучить его, но Совет Индий постоянно оставался на связи с ним; другие, неофициальные информаторы писали ему множество писем. Это относилось и к самим конкистадорам, таким как Вальдивия, «безупречный рыцарь», как его называли, и даже великий Кортес.

Необходимо было принимать решения, касающиеся американских владений. Несомненно, остров Мальту следовало отдать рыцарям Святого Иоанна, изгнанных турками из своего прежнего прибежища на Родосе; это решение было достаточно легким. А вот кого Карл должен был послать в Перу для противостояния и подавления Гонсало Писарро? Юриста или дворянина? Это был гораздо более сложный вопрос.