Инициатива основания в Мехико филиала типографии Кромбергеров исходила во многом от епископа Сумарраги. Будучи францисканцем, он имел много дел с Кромбергерами до того, как покинул Испанию. В 1529 году мы узнаем, что он должен Якобу Кромбергеру денег; затем с санкции Якоба он и лиценциат Маррокин вступают в Мексике во владение состоянием некоего Диего де Мендьеты. Вскорости Сумаррага решил, что организация печатного дела окажет большое содействие делу христианизации населения. Еще прежде, в Испании, в 1533 году, Сумаррага излагал перед Советом Индий этот план, и в 1534 году император дал епископу разрешение потратить пятую часть доходов епархии за три года на установку печатного станка{1031}. Ядром этих работ предстояло стать изданным трудам Кромбергера. Что касается печатника в Мексике, Кромбергеры послали туда итальянца из Брешии, некоего Джованни Паоли, чтобы он основал там их филиал{1032}. Он основался в одном из домов, находящихся во владении или подчинении епископа, и официально зарегистрировался как житель Мехико, под именем Хуан Паблос. Здесь он надзирал за изданием «Manual de Adultos» – первой книги, о которой известно наверняка, что она напечатана в Мексике{1033}. Семейство Кромбергеров вскоре завело в Мексике и другие интересы, главным образом касавшиеся серебряных рудников вначале в Таско, а затем в Сакатекасе{1034}.

Двадцать первого декабря 1537 года епископ Сумаррага написал Карлу из Мексики, убеждая его, что в каждой епархии Новой Испании необходимо основать большую школу или университет (скажем, на 500 мальчиков), и еще один для девочек. Обучение мальчиков должно было включать в себя латинскую грамматику, а девочкам предлагалось обучаться с шести до двенадцати лет, после чего им предстояло выйти замуж{1035}. Лорд Маколей одобрил это начинание, а также и Карл – спустя какое-то время.

Что касается чиновников в Севилье, то насколько нам известно, с их стороны на императора оказывалось постоянное давление в попытке контролировать и ограничить масштаб его операций. Так, в 1538 году в ответ на петицию чиновников Каса-де-ла-Контратасьон, а также севильских купцов, был выпущен указ, где устанавливались правила, еще более ужесточавшие запрет иностранцам участвовать в плаваниях к берегам Индий{1036}.

Тем временем в Европе продолжались битвы за мир. В конце 1537 года в маленьком городке Фиту, расположенном на французской границе, между Лёкатом и Сальсом, начались переговоры о прекращении франко-имперской войны, в которых участвовали, с одной стороны, Гранвель и Кобос, а с другой – Монморанси и Жан, кардинал Лотарингский (принадлежавший к семье Гизов, брат основателя этого дома). Карл был в Перпиньяне, Франциск – в Монпелье. Переговоры государственных сановников вращались вокруг возвращения империи Савойи, Милана, а также Эдена в регионе Па-да-Кале, который Франциск хотел получить немедленно, прежде чем начнется дальнейшее обсуждение. Позднейшие переговоры коснулись также Наварры, Турне и даже Асти. Начался 1538 год, а решение так и не было принято. Император вновь предложил встретиться с Франциском лично, но Франциск отказался.

Тем не менее, поиск взаимопонимания между Францией и империей продолжался: в мае 1538 года император прибыл в Вильфранш, что возле Ниццы, как обычно воспользовавшись флотилией своего друга Дориа. Он послал месье де Боссю с тринадцатью галерами в Савону, город Колумба, где его ожидал папа. Тот прибыл в принадлежащий францисканскому ордену дом «Ле-Корделье» возле Ниццы, где на следующий день имел часовую беседу с Карлом. Затем они вновь встретились в павильоне, выстроенном между Ниццей и Вильфраншем.

Двадцать восьмого мая Франциск прибыл в Вильнёв, что расположен западнее Ниццы, вместе с Екатериной Медичи, супругой его сына Генриха, королевой Элеонорой, сестрой Карла, и десятью тысячами швейцарских гвардейцев. Двадцать девятого мая Кобос, герцог Альбукерке и Гранвель посетили короля Франциска и имели встречу с королевой Элеонорой, а Монморенси и кардинал де Лоррен нанесли такой же визит вежливости императору. Затем, 2 июня, Франциск впервые в своей жизни встретился с папой – это произошло в специально подготовленном для этого доме между Ниццей и Вильнёвом. Четвертого июня французские и имперские уполномоченные в первый раз встретились с папой, а позднее королева посетила Карла. Причал в Ницце обрушился, и множество высокопоставленных дворян и дам попадали в воду (включая архиепископа Сантьяго). Даже император попал в общую свалку, но сумел спасти свою сестру, королеву Элеонору. Хотя из-за этого происшествия Карлу так и не удалось повидать французского короля, папа все же смог договориться о десятилетнем перемирии.

Королева Элеонора в конце концов убедила своего брата встретиться с Франциском в замке Эг-Морт, расположенном в заводи возле Монпелье, западнее Роны. Пока снаружи были танцы, они имели долгий разговор. Возможно, они сумеют устроить совместный крестовый поход? Франциск ухватился за это предложение с тем же преувеличенным энтузиазмом, какой выказывал и прежде относительно этой идеи, но затем быстро позабыл о нем.

Тем не менее, в Мехико прошли торжества, организованные Луисом де Леоном из Рима в ознаменование окончания войны с Францией. Празднование состоялось в вице-королевском дворце, коридоры которого «…были превращены в сады и беседки, и для каждой перемены блюд были назначены свои распорядители и пажи, и каждое блюдо подавалось своим распорядком, с великой пышностью… повсюду звучала музыка: певцы, трубадуры и всевозможные музыкальные инструменты – арфы, гитары, виуэлы, флейты, дульцимеры и гобои… вносили огромные пироги с запеченными в них живыми птицами и кроликами, чей выход на свободу сопровождался всеобщим весельем. Гостей развлекали шуты и стихоплеты, фонтаны били белым и красным вином, а также хересом.

Присутствовали более 300 мужчин и более 200 женщин, банкет продолжался до двух часов пополуночи, когда дамы начали восклицать, что не могут более оставаться за столом, а другие – что они испытывают недомогание. Все блюда подавались на золотой и серебряной посуде, и ни одна тарелка не пропала, благодаря тому, что власти поставили по индейцу-охраннику возле каждого блюда. Однако нескольких серебряных солонок, скатертей, салфеток и ножей все же недосчитались…»

Вице-король Антонио де Мендоса и Кортес, бывшие теперь в сравнительно хороших отношениях, праздновали вместе. Так, менее чем через двадцать лет после великого завоевания Новой Испании, Новый Свет окончательно признал Старый.