удовлетворения. Умом и душой он воспринимал Мемнона как своего единственного достойного противника, единственного Гектора, способного сразиться с новым Ахиллом. Александр давно готовился к поединку с ним, подобно гомеровскому герою.

Ему запомнилась внушительная фигура Мемнона, закрывающий лицо шлем, его голос и ощущение тревоги, внушенное знанием, что этот человек всегда начеку и всегда готов ударить, неутомимый, неуловимый. Какая-то хворь… Не этого хотел Александр, не такого эпилога ждал он в их непримиримом противостоянии.

Александр вызвал Пармениона и Клита Черного и велел готовиться к назначенному через два дня выступлению, а также сообщил им о полученном известии:

– Командир прибывшего подкрепления сказал мне, что ходят слухи, будто Мемнон умер.

– Это было бы очень кстати, – ответил старый военачальник, не скрывая удовлетворения. – Его флот, господствующий на море между нами и Македонией, представлял собой серьезнейшую опасность. Боги на твоей стороне, государь.

– Боги лишили меня честного поединка с единственным достойным меня противником, – нахмурившись, возразил Александр, но в этот момент ему вдруг вспомнилась Барсина, ее смуглая беспокоящая красота, и он понял, что судьба уготовала Мемнону смерть от какой-то хвори, чтобы Барсина могла не так ненавидеть его врага. Сейчас Александр был готов смести любое препятствие, отделяющее его от этой женщины, если бы только знал, где она находится.

– Кажется, где-то между Дамаском и Сирийскими воротами, – вывел его из задумчивости голос Черного.

Александр резко обернулся к нему: тот словно прочел его мысли. Черный в свою очередь уставился на него, удивленный такой реакцией.

– О чем ты говоришь, Черный? – спросил монарх.

– Я говорил о послании, полученном от Евмолпа из Сол.

– Это так, – вмешался Парменион. – К нам прибыл гонец от него с устным посланием.

– Когда?

– Утром. Он просил разговора с тобой, но ты уехал с Гефестионом и прочими телохранителями провести смотр новобранцев, и потому его принял я.

– Ты правильно сделал, – ответил Александр, – но он точно прибыл от Евмолпа?

– Гонец назвал пароль, хорошо тебе известный.

Александр покачал головой:

– «Бараньи мозги»! Слышал ли кто более дурацкий пароль?

– Это его излюбленное блюдо, – развел руками Черный.

– Как я уже говорил, – снова заговорил Парменион, – похоже, Великий Царь выступил со всем своим войском в направлении Тапсакского брода.

– Тапсакского брода… – повторил царь. – Стало быть, как я и представлял, Дарий пытается преградить мне путь к Сирийским воротам.

– Полагаю, ты прав, – согласился Черный.

– И сколько их? – спросил Александр.

– Тьма, – ответил Парменион.

– Сколько? – нетерпеливо повторил царь.

– Около полумиллиона, если сведения точны.

– Один к десяти. И правда, тьма.

– Что думаешь делать?

– Идти навстречу. У нас нет выбора. Готовьтесь к выступлению.

Оба военачальника отсалютовали и направились к выходу, но Александр задержал Пармениона.

– В чем дело, государь? – спросил тот.

– Нам тоже нужно установить пароль для обмена устными донесениями, тебе не кажется?

Парменион потупился:

– У меня не было выбора, когда я посылал к тебе Сисина: мы не предвидели подобной возможности, когда расставались.

– Верно, но теперь пароль необходим. В будущем снова может возникнуть ситуация такого рода.

Парменион улыбнулся.

– Чему ты улыбаешься?

– Мне пришла на ум считалочка, которую ты распевал в детстве. Тебя научила ей старая Артемизия, кормилица твоей матери, помнишь?

Старый солдат на войну торопился,

А сам-то на землю, на землю свалился!

А потом ты падал на пол.

– Почему бы и нет? – согласился Александр. – Наверняка никто не заподозрит, что это пароль.

– И нам не нужно его заучивать. Ну, я пошел.

– Парменион, – снова задержал его Александр.

– Да, государь?

– Чем занят Аминта?

– Своими обязанностями.

– Хорошо. Но продолжай присматривать за ним так, чтобы он не заметил. И постарайся узнать, действительно ли Мемнон умер. И отчего.

– Сделаю все возможное, государь. Гонец от Евмолпа из Сол еще в лагере; я передам ему, чтобы разузнал.

На следующий день гонец отбыл, и войско собралось на рассвете свернуть шатры. Все было подготовлено заранее: животные навьючены, повозки нагружены провизией и оружием, намечены места привалов на шесть дней перехода до Киликийских ворот – ущелья в Таврских горах, такого узкого, что там не могли проехать рядом два всадника.

В тот же самый вечер один солдат из числа тех, что пришли с подкреплением, явился в шатер к Каллисфену, чтобы вручить пакет. Историк, собиравшийся записать последние события, встал и наградил его, а потом, как только тот ушел, вскрыл пакет и увидел не представляющий никакого интереса текст: какой-то трактатец о пчеловодстве, которого он никогда не заказывал. Это было зашифрованное послание. В тайном тексте говорилось:

Я послал Теофрасту средство, чтобы он вручил его врачу на Лесбосе, но погода плохая, и корабль вряд ли отправится в ближайшие дни. Уверенности нет ни в чем, как и в результате.

Далее следовал открытый текст:

Аристотель – своему племяннику

Здравствуй!

Мне встретился один человек, знавший Павсания, убийцу царя Филиппа, и теперь я вряд ли могу поверить в историю, которую рассказывали о нем и его отношениях с монархом, поскольку мало что в ней представляется правдоподобным. Я разыскал одного из оставшихся в живых участников событий и встретился с ним на постоялом дворе в Берое. Этот человек держался очень настороженно и все отрицал, как я ни пытался его успокоить. Я ничего не мог поделать. Единственное, что мне удалось (путем подкупа одной рабыни), – это выяснить, кто же он такой на самом деле. Теперь я знаю, что у него есть молодая дочь, в которой он души не чает и которую прячет среди девственниц храма Артемиды у границы с Фракией.

Я должен уехать в Афины, но продолжу свои изыскания и буду держать тебя в курсе. Береги здоровье.

Каллисфен положил документы в маленький окованный сундучок и лег спать, чтобы на рассвете быть готовым к отбытию.

Еще затемно его разбудили Евмен и Птолемей.

– Слышал новость? – спросил Евмен.

– Какую? – продирая глаза, спросил Каллисфен.

– Похоже, Мемнон умер. От внезапной болезни.

– И неизлечимой, – добавил Птолемей.

Каллисфен сел на край кровати и подлил масла в гаснущую лампу.

– Умер? Когда?

– Известие принес один из новичков. Прикинув время на путь к нам, можно сказать, что это могло случиться полмесяца – месяц назад. Все вышло так, как мы и рассчитывали.

Каллисфен вспомнил дату на письме своего дяди и, тоже быстро прикинув в уме, сделал определенный вывод. Конечно, невозможно утверждать наверняка, что смерть наступила неслучайно, но и исключать этого тоже нельзя.

– Тем лучше, – только и ответил он, а потом оделся, позвал рабыню и велел ей: – Приготовь чего-нибудь горячего царскому секретарю и военачальнику Птолемею.

Глава 46

– Бараньи мозги, – объявил повар-перс, ставя на стол