Ответ: Да, начальник полиции, фамилию которого я не знаю, отобрал от меня подписку на латышском языке, содержание которой было следующее: «Я, Лисовский, обязуюсь активно помогать немецким властям и добросовестно выполнять все их поручения, а также письменно сообщать о всех известных мне лицах, недовольных немцами, и комиссарах все мне известное. О деятельности немецкой полиции я обязуюсь хранить в строгой тайне и никому не разглашать, одновременно доносить в полицию о тех лицах, которые занимаются таким разглашением».

Вопрос: Какой фамилией Вы должны были подписывать свои сообщения в полицию?

Ответ: Сообщения в полицию я должен был подписывать своей собственной фамилией: Лисовский.

Вопрос: Как вами выполнялось данное немцам обязательство?

Ответ: Я аккуратно и добросовестно выполнял даваемые мне поручения по рытью могил для расстрелянных. Заставлял выходить и руководил приданными мне для этого рабочими в числе около 40 человек, присутствовал при расстрелах, раздавал одежду, обувь и ценности расстрелянных. Я хранил в тайне и никому об этом не рассказывал. Что же касается моего обязательства выявлять коммунистов и лиц, враждебно настроенных по отношению к немцам, то я его не выполнял, так как таких лиц не знал и таких донесений в полицию ни на кого не давал.

Вопрос: Сколько раз и где вы помогали немцам при расстреле мирного населения?

Ответ: Расстрелы производились в июле месяце 1941 г[ода] 6 раз с промежутками через день-два в местечке Погулянка, 7 км от гор[ода] Даугавпилса, и в Песках, 2 км от города. Каждый раз расстреливалось от 500 до 600 человек. Во всех этих случаях я принимал участие.

Вопрос: Вы принимали непосредственное участие в расстрелах?

Ответ: Нет, непосредственного участия в расстрелах я не принимал и оружия у меня не было.

Вопрос: Кого из населения во всех этих случаях расстреливали?

Ответ: Расстреливались в большинстве своем мужчины, женщины, старики и дети.

Вопрос: Расскажите, как происходили расстрелы.

Ответ: После того, как под моим руководством заканчивали копать яму длиной в 30–40 метров, шириной в 3 метра и глубиной 2,5 метра, полицейские приводили туда по 500–600 человек. Здесь всех обыскивали, отбирали ценные вещи, некоторых раздевали. По нескольку человек подводили к яме, где их и расстреливали из винтовок. Когда заканчивалась стрельба, мне давалось указание закапывать яму, которая сравнивалась с землей и сверху засыпалась хлорной известью. После этого полицейские устраивали выпивку, делили и раздавали вещи расстрелянных, а часть этих вещей увозили с собой.

Вопрос: Что вы получали в виде вознаграждения за свою работу для немцев?

Ответ: Я получал в большинстве одежду и обувь расстреливаемых и раздавал их рабочим, копавшим могилу. В снятой одежде я обнаружил и оставил лично для себя 10 часов, одну цепочку, 2 кольца, один портсигар. Получил для себя от полицейских две пары сапог, трое брюк, один френч. Однажды на квартиру ко мне полицейским Савицким было привезено в виде вознаграждения 6 дамских пальто, 3 платья, 3 пары туфель, одна пара сапог. Раза три я без ведома полиции брал себе платки, платья, костюм и прочее. Кроме того, после расстрела в самой яме, обирая трупы, лично с одного убитого снял сапоги, из ушей убитых женщин вынул[1499] две пары серег и из карманов одежды убитых вынул около 1000 рублей[1500].

Вопрос: Что вы сделали с добытыми вами таким образом одеждой, обувью и другими вещами?

Ответ: Все эти вещи продавались мною в Даугавпилсе и Риге, а также обменивались на продукты и самогонку. 9 часов я продал, а одни золотые изъяты у меня при обыске. На вырученные деньги от продажи у меня на квартире устраивались выпивки. В них принимали участие: я, полицейский Савицкий, Вильцан Антон, Вильцан Петр и другие, которых я не помню. Все мы тогда жили хорошо, всем были обеспечены, своим положением были довольны и ничего лучшего не желали.

Вопрос: Какое денежное вознаграждение вы получали от немцев?

Ответ: Каждый раз после расстрела я являлся в полицию, где получал

30 рублей совзнаками[1501].

Записано с моих слов правильно, прочитано, в чем и расписываюсь.

Допросил: начальник станции МО НКГБ капитан госбезопасности Житкевич.

АЯВ. М-331022. Л. 127–128.

10. Протокол очной ставки свидетеля Михаила Ерофеевича Базельчука и обвиняемого Ивана Антоновича Лисовского. Станция Даугавпилс, 18 августа 1944 г

Свидетель и обвиняемые знают друг друга и личных счетов между ними нет.

Вопрос Базельчуку: Что вам известно о том, какую помощь оказывал Лисовский немцам в расстрелах мирных граждан?

Ответ: Лисовского я знаю с июля 1941 г[ода]. В то время он вместе с полицейским Савицким, оба в нетрезвом виде, ночью ходили по квартирам и выгоняли людей копать могилы в местечке Погулянка. Пытавшимся уклоняться от этого Савицкий и Лисовский угрожали расстрелом[1502]. Я лично по указанию Савицкого и Лисовского 2 раза выходил на рытье могил. Сам Лисовский могил не копал, а только руководил и распоряжался собранными для этого людьми. Во время расстрела копавшие ямы отводились в сторону. Лисовский же оставался вместе с полицейскими, спускался в яму, ходил по трупам, переворачивал их за волосы, вытряхивал карманы, срывал с пальцев кольца и из ушей серьги. После этого, как яма закапывалась, нас отправляли в город, а Лисовский оставался с полицейскими – делить одежду, обувь и вещи расстрелянных.

Вопрос Лисовскому: Подтверждаете ли вы показания Базельчука о вашей активной помощи немецко-фашистским захватчикам?

Ответ: Да, показания свидетеля Базельчука я подтверждаю полностью. Я действительно активно помогал немецкой полиции в расстрелах мирного населения и сам занимался ограблением трупов расстрелянных, участвуя в этом вместе с полицейскими.

АЯВ. М-331022. Л. 129.

11. Из протокола допроса И. А. Лисовского. Станция Даугавпилс, 6 сентября 1944 г

<…>

Давая показания следствию о процессе расстрелов мирных граждан города Даугавпилса в начальный период оккупации немецкими войсками в июле – августе 1941 года и последующее время, я хочу остановиться на тех политических убеждениях, которые я имел, будучи старшим могильщиком…

По политическому своему убеждению я был сторонником вводимых немцами порядков, считал их освободителями от еврейско-большевистского ига, я верил в мощь и непобедимость немецкой армии, насаждающей новый порядок в Европе[1503] без наличия жидов и коммунистов, тем более что наступление немецкой армии было стремительным[1504]. О возвращении к старому установленному советской властью порядку у меня не было даже мыслей, приход немцев я считал окончательным. Я признаюсь, что евреев я ненавидел, хотя мне лично никто из них ничего плохого не сделал. Приход немецких войск в город Даугавпилс я встретил удовлетворительно как освободителей. Немецким солдатам я старался по возможности быть услужливым, приглашая их к себе на квартиру, заставлял свою жену стирать им белье, участвовал с ними в выпивках, высказывал им свои политические суждения, которые вполне совпадали с их взглядами – взглядами освободителей народа, русской земли от