парламентариями вовсе не демонстрировали опыт или компетентность для принятия решений по тем вопросам, которые выносились на обсуждение в парламенте: «Решающая роль всегда будет задаваться большинством невежд и неумех, ведь состав этого учреждения остается неизменным, в то время как поступающие на рассмотрение проблемы распространяются почти на все сферы общественной жизни, а потому требовали бы постоянной смены депутатов, которые делают о них суждения и принимают решения. Ведь это же неприемлемо, чтобы отдавать решения по уличному движению и транспортным делам в руки тех же людей, как, скажем, вопросы высокой внешней политики. Тогда это должны были бы быть сплошь не иначе как универсальные гении, а такие действительно появляются едва ли хоть раз в несколько столетий. К сожалению, здесь дело идет чаще всего вообще не о „светлых головах“, а о дилетантах, столь же ограниченных, сколь и тщеславных и напыщенных, об умственном полусвете наихудшего сорта»[1523].

Аргументы, используя которые Гитлер в своих речах атаковал демократию, повторяются снова и снова, достигая кульминации в обвинении в том, что массы не обладают компетентностью для принятия политических решений, и в том, что ими манипулирует пресса[1524]; созидательными никогда не бывают они, а только отдельное лицо (например, изобретатель)[1525], но самое главное вот что: большинство никогда не воплощает в себе энергию, смелость, проницательность и дальновидность[1526], а всегда только трусость, некомпетентность, глупость, невежество, серость, слабость и половинчатость[1527]. На первом месте среди обвинений стоит глупость, с одной стороны, а также трусость и слабость — с другой.

В своих пропагандистских выступлениях Гитлер часто приводил армию или другие сферы жизни в качестве примеров абсурдности принципа принятия решений большинством. Так, в своей речи 6 августа 1927 г. он заявил: «Или если бы я сказал: армия будет теперь управляться на демократических принципах, а это значит, что в будущем каждая рота будет решать голосованием, хочет ли она идти в наступление или она не хочет наступать, и большинство проведет голосование о том, как наступать и куда наступать, с чем наступать и так далее. Простой рядовой человек наверняка сказал бы тогда: это означает разгром армии. Или вот если бы ему сказали, что железная дорога теперь будет устроена так, что все железнодорожники будут решать голосованием, какие составы будут ходить и когда будут ходить поезда, а стрелочники будут голосованием решать, переводить ли стрелки или нет, тогда бы он сказал: это означает крушение. Да, ты знаешь, что вся структура государства на этом принципе просто невозможна, но это не меняет ничего в том, что ты отдаешь принятие решений в руки большинства, то есть индивидуальное достижение, а его ты, вообще-то, весьма ценишь, ты подбрасываешь на усмотрение прихоти глупости, соизволению большинства»[1528].

Гитлер старался довести демократию до абсурда или выставить ее на посмешище, утверждая, что судьба нации при некоторых обстоятельствах может зависеть от одного голоса, а именно от голоса телятницы «Куфройляйн Ценци». Вот один из таких примеров риторики Гитлера: «То есть может случиться, например, что идет голосование о том, должна ли Германия пойти по внешнеполитическому пути или по какому-то другому, вот проходит голосование, и в конечном счете оно зависит от одного человека, скажем Иеронимуса Оберхубера, который тем или иным способом будет формировать внешнюю политику Германии. И вот этот человек отдает свой голос. Но теперь представьте себе, как он сам был избран! А ведь его самого опять же избрали только большинством в один голос, и этот голос принадлежит телятнице. Этой фройляйн Ценци пришлось пойти на выборы. Вообще-то, ей идти не хотелось. Но благодаря увещеванию духовного лица и его совету она почувствовала необходимость пойти. Ей было сказано, что крестик надо поставить на номер 7. Этому бюллетеню Оберхубер обязан тем, что его избрали. Подумать только, этой добропорядочной даме немецкая нация обязана своими достижениями во внешней политике. Таких барышень болтается достаточное количество. Найти их можно в самых благородных семьях»[1529].

Гитлер привел следующий аргумент: вполне возможно, «что даже очень мудрые люди не в состоянии прийти к совершенно ясному заключению по особо трудным вопросам. И это, однако, по существу означает капитуляцию руководства, когда оно передает именно такого рода проблемы на публичное рассмотрение и вынесение соответствующих оценок. Ведь этим оно предполагает, что у широких масс большие умственные способности, чем обладает само руководство»[1530].

Следствием, проистекающим из аргументации Гитлера, является, конечно же, то, что «общенародные референдумы», проводившиеся в Третьем рейхе, не должны были служить принятию решений или вовсе даже нахождению истины, поскольку в таком случае они были бы выражением принципа большинства, который он презирал. Хотя Гитлер и другие нацистские лидеры все же достаточно серьезно относились к результатам этих голосований, тем не менее — как подчеркивал сам Гитлер в многочисленных выступлениях[1531] — на переднем плане находился пропагандистский эффект того, что другим странам демонстрировалось единство немецкого народа. Выступая перед руководителями округов в орденсбурге Фогельзанг 29 апреля 1937 г., он заявил, что не следует обременять людей чем-то, что будет тяжкой головоломкой даже и для лучших умов: «Я приведу вам только один пример. Недопустимо, что, например, партийный лидер (партайфюрер) какое-то решение, скажем, прокручивает в своей голове и обсуждает его со своим приближенным, а по поводу этого решения даже самые лучшие умы не могут прийти к однозначно единому пониманию, но вот этот партайфюрер берет и это решение, о котором он не смог прийти к единству даже со своими лучшими сотрудниками, выносит народу. То есть, иными словами, он предполагает, что народ толковее его самого и всех тщательно отобранных им сотрудников»[1532]. В качестве примера Гитлер назвал сложную ситуацию с принятием решений перед вторжением в демилитаризованную Рейнскую область. В такой ситуации нелепо «маленького червяка в обличье человека, который изо дня в день трудится под открытым небом, который по всему своему образованию, по всему своему разумению, по знаниям своим вовсе не способен быть в состоянии как-то оценить масштабы этих проблем» обременять такими решениями. Ему могли бы возразить, продолжает Гитлер, что он ведь тоже ходил на референдум. «Но я сначала дело сделал. Сначала сделал дело, но, правда, в этом случае я просто хотел показать остальному миру, что за моей спиной стоит немецкий народ, вот в чем суть. Если бы я придерживался убеждения, что немецкий народ, может быть, в этом вопросе мог бы не совсем согласиться, я бы все равно действовал, но я не стал бы потом проводить референдум. Я бы тогда сказал: вот это