мнимой. В капиталистических странах господствовали ярко выраженные классовые различия и социальная напряженность: «В этих странах так называемой демократии вовсе не народ ставился в центр внимания. То, что имело решающее значение, это исключительно лишь существование этих немногочисленных делателей демократии, то есть существование этих нескольких сотен исполинских капиталистов, которые владеют своими ценностями, всеми своими акциями и которые в конечном счете, используя исключительно это, управляют этими народами. Широкие массы не интересуют их ни в малейшей степени. Массы интересуют их, как когда-то наши буржуазные партии, только во время выборов, ведь тогда им нужны голоса. <…> Нет, поверьте, в этих государствах, и это показывает вся их экономическая структура, там в конечном счете под вывеской демократии царит эгоизм относительно небольшой прослойки. И действия этой прослойки никем не поправляются и не контролируются»[1565].

Конечно, в полемике Гитлера играет роль и адресат (а он выступал перед работниками военного предприятия), и цель — пропагандистская мобилизация сил для войны против западных держав. Однако не следует переоценивать этот факт, потому что его высказанные здесь взгляды органично вписываются в его же, например, высказывания, сделанные в ходе застольных бесед: мы уже видели, что он придерживался точки зрения о том, что в демократической системе министры и политические лидеры подкуплены капиталом, а конкретно посредством предоставления должностей в наблюдательных советах и наделения акциями[1566].

Если учитывать настойчивость, с которой Гитлер защищал тезис о том, что демократия — с помощью манипулирования прессой — была замаскированной формой господства капитала, то в свете присущей этим высказываниям логичности нет оснований сомневаться в том, что приведенные выше суждения соответствовали его истинным убеждениям. Впрочем, эту точку зрения Гитлер высказывал не только в выступлениях перед рабочими, но и, например, в своей речи по случаю восьмой годовщины захвата власти 30 января 1941 г. В своей полемике против капиталистических враждебных государств он отмечал: «И здесь тоже довольствуются фразами, говорят о свободе, говорят о демократии, говорят о достижениях либеральной системы, понимая под этим не что иное, как стабилизацию режима общественного слоя, который благодаря своему капиталу использует возможность получить в свои руки прессу, завести в ней свои порядки и управлять ею, формируя таким образом общественное мнение»[1567].

В свете описанных выше в данной работе взглядов Гитлера на социальную и экономическую политику и его восприятия самого себя как революционера такие высказывания ни в коей мере не вызывают удивления. Наоборот, они органично вписываются в отображенный ранее образ Гитлера. Следует, правда, иметь в виду, что в своих речах, в которых он разоблачал демократию как форму капиталистического правления, в первую очередь ставилась пропагандистская цель обличения притязаний враждебных государств на то, чтобы называться демократическими, вместе с тем нет сомнений в том, что сам Гитлер разделял убеждение, согласно которому демократия в конечном счете является не чем иным, как формой власти капитала и манипуляции.

Возможные сомнения в том, что речь идет исключительно о целенаправленной пропаганде, связаны, пожалуй, только с однобокостью — главным образом под влиянием догматическо-марксистской историографии — образа Гитлера, в соответствии с чем он был лакеем монополистического капитала, пешкой в руках Флика и Тиссена. С другой стороны, такая оборонительная позиция понятна, поскольку консервативная историография, отмечая определенную схожесть между национал-социализмом и коммунизмом, просто предпринимает попытку дискредитировать коммунизм. Но в наши намерения это ни в коем случае не входит. И дело не в том, чтобы хотя бы потому констатировать схожесть «тоталитарных» направлений и режимов, что оба они единодушны в неприятии плюралистической и парламентской демократии. Интересно, однако, что критика демократии со стороны Гитлера по содержанию демонстрирует схожесть не только с консервативными позициями (например, в противопоставлении «политики интересов» и «всеобщего блага»), но также и с марксистскими (например, в полемике против демократии как завуалированной формы власти капитала). В этом отношении прав Лотар Кеттенакер, написав в своем комментарии: «Нацизм был способен на все, определенно во всяком случае на политику, которая на практике могла оказаться более антибуржуазной и антикапиталистической, чем это теоретически представляется допустимым потомкам, проникнутым именно этим сознанием»[1568].

В конце этой главы мы хотим рассмотреть точку зрения Гитлера на то, что демократия преобладала только в «периоды упадка» в истории и была якобы выражением «декадентства». Как Гитлер обосновывает эти взгляды, особенно в связи с его базовыми социал-дарвинистскими взглядами? И есть еще второй вопрос: какие аргументы выдвигает Гитлер против подчеркнутого акцентирования сторонниками демократической системы свободы и терпимости, которые отличают эту форму государственного правления от других?

г. Демократия как признак упадочничества и слабости

В «Майн кампф» Гитлер охарактеризовал парламентаризм как «один из самых серьезных признаков упадка человечества»[1569]. По словам Гитлера в речи 30 ноября 1928 г., оказалось забытым, «что у мира период демократии был лишь очень краткий и что налицо были признаки упадка, что римское государство или Англия не были демократическими республиками в нынешнем понимании, а были аристократическими республиками»[1570].

Он повторял этот взгляд в разных своих выступлениях и статьях. 2 марта 1929 г. он писал в журнале «Иллюстрированный наблюдатель», «что в мировой истории эта парламентарно-демократическая система господствовала лишь ничтожно малые отрезки времени, и притом регулярно в периоды упадка народов и государств»[1571]. Демократия, как подчеркнул Гитлер 26 июня 1931 г., никогда не была созидательной[1572]. «Подмену ценности личности уравнительным, количественным понятием в демократии» он охарактеризовал как явление, встречающееся только «во времена упадка наций»[1573]. Не было ни одного государства, сказал Гитлер в речи на имперском съезде НСДАП в 1936 г., которое возникло бы благодаря сегодняшней демократии, «но из-за такого рода демократии все великие империи претерпели свое разрушение»[1574].

Откуда Гитлер взял утверждение о том, что демократия является признаком упадка, декадентства? Излагая критику принципа большинства со стороны Гитлера, мы уже видели, что он связывал парламентскую демократию с такими понятиями, как «слабость» и «трусость». Однако в его социал-дарвинистском понимании, истории «слабость» и «трусость» означают «непригодность для жизни» и «упадок». Все слабое и трусливое не имеет права на жизнь и должно, пережив упадок, погибнуть, и это относится к отдельным лицам, социальным классам, государственным системам или народам — таково было одно из коренных убеждений Гитлера. Но каким образом Гитлеру пришло в голову ассоциировать демократию с этими понятиями? Существенным касательно его презрения к этому режиму было то, сколь парадоксальным это на первый взгляд может показаться, что он имел свободу выбора, чтобы в демократии бороться с демократией, поносить ее, а в завершение еще и пустить в бой против нее ее же собственное оружие.