Всю оставшуюся ночь я методично и целенаправленно напивалась, пытаясь успокоить разбушевавшуюся совесть. Как водится, избранный метод успокоения не принес. Стало только хуже. К утру, полузадушенная чувством вины и пережитыми эмоциями, я рыдала в голос, обняв подушку, как в детстве.

Проснулась я около часа, на диване в гостиной. Наградой за прошлую ночь оказалась жестокая головная боль и тошнота. Устыдившись своей слабости, я прибрала комнату, старательно удаляя следы вчерашнего буйства, приняла душ и, одевшись, заглянула к ученику.

Он лежал на кровати, подложив под голову правую руку и неподвижно глядя в потолок. На мое присутствие он не отреагировал. Я позвала его по имени, но ученик даже не повернул головы. Я склонилась над ним, и Вин скользнул по мне невидящим взглядом, сразу же вернувшись к бездумному созерцанию потолка. Я с сомнением пересчитала таблетки обезболивающего, убедилась, что Ирвин принял ровно две, и заторможенное состояние не вызвано затуманенностью сознания. Видимо, причиной его поведения был пережитый вчера шок. Вздохнув, я развернулась и вышла.

Несколько часов я провела в зале, изматывая тело, пытаясь вынудить разум отключиться. Я заставляла себя работать до тошноты, выкладываясь полностью, вопреки одолевавшему меня похмелью, наказывая себя за все ошибки разом. За боль ученика, лежавшего сейчас в комнате. За свою боль и бессилие. За то, что, побоявшись ответственности в начале, привела нас обоих к такому страшному финалу. Я умела быть жестокой. В первую очередь, к себе. Но и тем людям, что были со мной рядом, приходилось несладко. Безусловно, дампир был виновен в своих делах. Возможно, он даже не представлял, сколь отдаленные последствия повлекут за собой его поступки. Возможно, не смог просчитать, сколь масштабным окажется результат его деятельности. Но ведь он совершенно точно понимал, что его поступки являются предательством. Так что, наказание свое он, без сомнений, заслужил. Но заслужил ли такое?.. Меня сжирала ненависть к себе и к падальщикам. Я едва удерживалась от того, чтобы сесть в автомобиль, повторить вчерашний путь и покрошить каждого, кого смогу найти на их базе. Чертов Себастиан! Я отчаянно жалела, что убила его так быстро. Если бы я имела возможность повернуть время вспять, высший умирал бы медленно и мучительно, расплачиваясь за каждую минуту страданий, доставленную Вину. Отрезвило меня только то, что мой ученик, возможно, чувствовал бы боль своей доминанты.

Вечером я вновь навестила своего щенка. На этот раз Ирвин лежал на боку, завернувшись в плед. Но взгляд карих глаз оставался все таким же пустым. Я деловито разложила медикаменты и молча принялась обрабатывать повреждения, начав с лица. Ирвин взглядом отслеживал мои движения, но не произносил ни слова. Завершив первый этап, я осторожно откинула плед, обнажив дампира по пояс, и занялась его телом. Ученик молчал. От этого становилось жутко. Заговорить первой я не решилась, сохраняя за ним право ограничить взаимодействие со мной. Наверняка и само мое присутствие было Вину не слишком приятно. Убрав медикаменты, я поднялась и направилась к двери. В двух шагах от нее меня остановил уверенный голос:

— Мастер!

Я замерла, повернувшись и ожидая продолжения. Дыхание сбивалось, растревоженное волнением. Я никак не могла поверить, что он со мной разговаривает.

— Отпустите меня, пожалуйста. Позвольте мне умереть, — попросил он, приподнимаясь на локте. — Если вам трудно, то я могу сам…

— Нет.

— Зачем я вам? Наверняка мое присутствие принесет вам еще много проблем, — горячо начал Вин, но я его перебила:

— Давай на «ты».

Он помялся, кусая губы и не глядя на меня. Потом, подняв измученные глаза, признался:

— Не могу. Не получается.

— Хорошо. Можешь говорить «вы», если так тебе комфортнее. Ответ на твой вопрос — нет. Убить себя в пределах логова ты не сможешь. Я убрала все, что могло бы послужить тебе для этой цели. Я лишать тебя жизни не стану. Я помогу тебе выкарабкаться, Вин. Мы справимся. Я обещаю.

Как пролетела эта ночь, я не помню. Снова был алкоголь, на этот раз я пила на свежем воздухе, усевшись на пол на балконе в кабинете. Было холодно, но я сидела на ветру в тонкой блузке. О чем я думала, что делала, я не осознавала. Вокруг меня кружили какие-то миражи, видения. Часто грезился издевательски хохочущий Себастиан. Я отняла у него щенка, но смогу ли вернуть Вина себе? Смогу ли справится с последствиями своего собственного поступка?

Из тишины меня вырвал звонок. Трубка ответила голосом брата.

— Леди, привет. Как ты?

— Я нормально, Мрак, — мой голос бесстыдно выдал меня. Он прозвучал настолько безжизненно, что наемник тут же переполошился:

— Что с тобой? Что-то еще случилось? Ирвин?.. Ты сама там жива хоть?

— Мрак, у меня все в порядке. Я не хочу сейчас разговаривать.

— Леди, я к тебе приеду через полчаса. Дождись меня, — в голосе брата звучала неподдельная тревога.

— Не надо приезжать.

— Но, Леди, я беспокоюсь, и вообще…

— Мрак, если ты приедешь, я убью тебя, — серьезно пообещала я и отключилась.

Мрак тут же перезвонил. Я терпеливо повторила, что у меня все в порядке, я только устала и хочу побыть одна. Предупредила, что больше не возьму трубку. Брат попрощался. Звонок раздался через три минуты. Я взяла трубку и, изредка перемежая отборную ругань предлогами, выразила свое отношение к заботе обо мне и к любопытству окружающих. Когда я выдохлась, повисла пауза. После чего холодный голос Ами сообщил, что она мою позицию поняла. Мастер повесила трубку, а я без сил откинулась на перила балкона, отхлебнув виски прямо из горла. Перед Ами следовало бы извиниться, но сейчас мне было все равно. Боль выжигала мою душу раскаленным железом, а я совершенно не знала, как мне справиться с нею. Как заставить себя встать и пройти в комнату к лежащему без движения ученику. Как услышать очередную просьбу убить его.

Я закурила, чувствуя, как мутится сознание от выпитого. Я вспоминала выражение лица Ирвина в ту секунду, когда ему сказали, что я наблюдаю за ним, и уничтожала себя, заставляя мучительно перебирать все подробности этой сцены раз за разом. Я поступила правильно, я была уверена в этом. Но не слишком ли дорого это вышло? Все, с первого шага до последнего, все было моей ошибкой. И только я несла ответственность за то, что все так произошло. Как же я раскаивалась сейчас! Ну почему, мой мастер, почему я тебя не послушала? Почему не вытащила из Вина информацию сразу? Да, сломать его можно было только психологическим воздействием, и сейчас я понимала это. Ни пытка, ни мучительное ожидание смерти не подействовали на него так, как слова Эрика. Но неужели нельзя было раньше найти способ его разговорить? Заслужить доверие, вовремя обратить внимание на нестыковки, быть искреннее и внимательнее самой… Как просто было об этом думать задним числом.

Раздираемая на части эмоциями, я расстегнула манжету черной блузки и затушила сигарету о тонкую кожу запястья. Боль заставила меня сжать зубы, задавливая стон, но не помогла уйти от душевного мучения. Я виновата. Только я. И вся беда в том, что избавить меня от этой вины не мог никто, даже Ирвин. Он простит меня, обязательно простит. Ему, мальчишке, ученику, влюбленному в своего мастера, попросту не оставалось другого. Если я сейчас вытащу его из состояния безразличия, то он непременно простит меня и начнет доверять. Снова. Но вот кто заставит меня простить себя?