Когда в четырнадцатом году Тиберий отправлялся в Иллирию для наведения там порядка, Август решил его проводить. Они отплыли из порта Астура при попутном ветре ранним летним утром. Вскоре после отплытия Август почувствовал недомогание. Как писал Тацит, «здоровье Августа ухудшилось, и некоторые подозревали, не было ли тут злого умысла Ливии». Его стали мучить боли в желудке, но он продолжил путешествие, и когда в виду показался остров Капри, корабль пристал к берегу, и здесь император остановился на четыре дня. Здоровье его улучшилось, и он пребывал в добром настроении. Дни, проведенные здесь нашим героем, можно назвать кратким осуществлением его мечты о покое и досуге. И не случайно, видимо, он назвал соседний дом, где его спутники беззаботно проводили время, Апрагополем, то есть городом бездельников. Здесь, на острове, он был весел, беседовал с астрологом Фрасиллом, с которым его суеверный пасынок Тиберий никогда не расставался, подшучивал над ним, задавал каверзные вопросы. С удовольствием пришел он также на игры эфебов (греческих юношей призывного возраста), устроил встречу с ними, угощая их разными вкусностями.

Затем вместе со свитой отправился в Неаполь, где в его честь каждые пять лет, первого августа, давались спортивные игры. Здесь болезнь вновь дала о себе знать, но он все же решил продолжить путешествие и проводил Тиберия до Беневента.

На обратном пути болезнь обострилась, и он вынужден был остановиться в городке Нола. Когда об этом сообщили Ливии, она тотчас послала гонцов вслед сыну, чтобы те вернули его с дороги. Была ли она уверена, что смерть мужа последует в ближайшее время, или интуитивно предвидела скорую развязку? Когда приехал Тиберий, старик был уже совсем плох. Но был еще в полном сознании и очень долго беседовал наедине с наследником. О чем они говорили? О текущих делах, или Август, предчувствуя близкий конец, давал последние напутствия? Об этом нельзя сказать с полной определенностью, потому что доподлинно не известно, состоялась ли вообще их встреча. Тацит в этом сомневался: «Не совсем выяснено, застал ли он Августа в городе Ноле живым или уже бездыханным».

Тем временем к острову Планасия шел военный корабль, на котором плыл смертный приговор несчастному Агриппе Постуму. Этот документ был написан Саллюстием Криспом, внучатым племянником знаменитого римского историка. Но под чью диктовку? Ливии или Тиберия? Вероятнее всего, Ливии, потому что когда Тиберию доложили о выполнении этого страшного приказа, то он сказал, что никаких на этот счет указаний не давал и никоим образом к этому делу не причастен. Позже намекал, что такой приказ был отдан самим Августом. Но это, мягко говоря, вымысел, а точнее, не слишком удачная попытка перевести стрелки, как теперь говорят, от себя подальше. Впрочем, как пишет Светоний, «вскоре дело было замято и забыто».

И если насчет Тиберия нельзя сказать с полной определенностью, застал ли он в Ноле своего приемного отца в живых, зато мы знаем, что его мать Ливия была рядом с мужем во время его кончины, потому что к ней были обращены его последние слова.

В последний день своей жизни, девятнадцатого августа, он спрашивал, нет ли в городе беспорядков по причине его болезни, затем попросил зеркало и приказал причесать его и поправить челюсть. Видимо, уже предчувствовал свою кончину, потому что когда разрешил своим друзьям войти в спальню, в которой, кстати, умер и его отец Октавий, то спросил у них, хорошо ли сыграл комедию жизни? И продекламировал на греческом языке те слова, что обычно произносили актеры в конце спектакля:

После того как ушли его друзья, похоже, сознание его стало помрачаться, потому что он вдруг стал жаловаться, что его куда-то тащат сорок крепких молодцов. К нему впустили кого-то приехавшего из столицы, и он стал расспрашивать о здоровье дочери Друза. И тут пришел его смертный час. Он произнес только: «Ливия, помни, как жили мы вместе! Живи и прощай!». И скончался. «Смерть ему выпала легкая, – читаем у Светония, – какой он всегда желал. В самом деле, когда он слышал, что кто-то умер быстро и без мучений, он молился о такой же доброй смерти для себя и для своих – так он выражался».

Но Ливия не спешила объявлять о его смерти. Она, как пишет Тацит, «время от времени, пока принимались меры в соответствии с обстоятельствами, распространяла добрые вести о состоянии принцепса». Все дороги к дому были перекрыты вооруженной стражей, и без ее приказа никто не мог принести весть о кончине Августа ни в Рим, ни в провинции, где стояли войска. А это было очень важно. В Германии стояли отборные легионы под командованием популярного в народе Германика, и это, похоже, волновало ее больше всего. К тому же еще не пришла весть об убийстве Агриппы Постума.

И только после того, как у нее появилась уверенность, что старший сын беспрепятственно может взойти на трон, было объявлено о кончине Августа и о том, что Тиберий взял в свои руки бразды правления.

Однако интрига с Агриппой Постумом была еще не закончена. Его верный раб по имени Клемент решил вызволить своего хозяина из ссылки и отправился с этой целью на нанятом торговом судне на Планасию, но, увы, опоздал. Более быстроходный военный корабль с приказом об убийстве оказался там раньше, и Клемент смог только выкрасть прах своего господина. Позже, укрывшись в Этрурии, раб стал выдавать себя за Агриппу Постума, благо был примерно одного с ним возраста и походил на него внешне.

Слух о чудесном избавлении внука Августа быстро распространился по всей Италии. В столице эта весть вызвала оживленные пересуды и слухи. Говорили, что корабль с Агриппой Постумом уже приближается к Остии. Эти события, конечно же, не могли не волновать Тиберия, и он «озабоченный и встревоженный, все еще метался между двумя решениями, обуздать ли своего раба военною силой или выждать, чтобы этот нелепый слух со временем рассеялся сам собой» (Тацит). К тому же ему становится известно, что некоторые сенаторы и всадники оказывают Клементу помощь как деньгами, так и советами. Он вызывает к себе Саллюстия Криспа, которому было поручено решить проблему Агриппы Постума, и приказывает ему каким угодно способом обезвредить самозванца. Тот решил подослать к рабу своих людей с тем, чтобы они притворились его единомышленниками, посулили бы оказывать ему поддержку, дали бы денег и попытались заманить его в ловушку. И это им удалось. Связанного и с кляпом во рту самозванца доставили во дворец.

Когда он предстал перед новым принцепсом, тот спросил его, как это раб Клемент умудрился стать внуком Августа. Тот ответил, что так же, как Тиберий – Цезарем. Раба пытали, но он не выдал своих сообщников. Не желая по этому делу огласки, властелин приказал умертвить раба прямо во дворце. И никаких дальнейших расследований не проводилось.

После кончины Августа в Германии и почти в то же время в Паннонии начались брожения в войсках. Солдаты стали требовать отпусков и денег. Так почти всегда и бывает во время смены власти. К тому же не было секретом, что по завещанию Августа народу и воинам были обещаны денежные, сверх жалованья, выплаты.

Германик занимался сбором налогов в Галлии, когда пришло известие о смерти Августа и солдатском бунте. Он поспешил к легионам, и солдаты встретили его жалобами на свое тяжкое положение, даже засовывали его пальцы к себе в рот, чтобы он убедился, что там не осталось зубов, показывали ему на своих телах старые раны. И требовали увольнения и жалованья, так как многие вместо положенных двадцати служили по тридцать лет и даже больше. И все они готовы были поддержать его в борьбе с Тиберием, если бы Германик захотел верховной власти. Лишь бы он выполнил их требования.