Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение рабов, конечно, было тяжелым и незавидным, и если обратиться к сочинениям Катона Старшего, Колумеллы или Варрона, можно составить достаточно ясное представление о тяжкой участи раба, занятого в сельском хозяйстве. Скудное питание, многочасовой труд в поле, ужасные бытовые условия, телесные наказания и так далее. Совершенно другой образ жизни ведут рабы в столице. Если это большой богатый дом, то челядь имеет достаточно досуга. Парикмахер, к примеру, побрил с утра своего господина, уложил волосы хозяйке (если это не делала специальная служанка), а затем мог сам распоряжаться своим временем. То же можно сказать и о рабах других профессий: чтецах, врачах и т. д. Если это небогатый дом или квартира в инсуле, то у двух или трех рабов, которые являются прислугой и отвечают за быт господина, досуга поменьше, да и живут они в скотских условиях, где-нибудь в углу прихожей или кухни на подстилке. Еще Гомер сказал, что «раб нерадив», и это в очень большой степени можно отнести к столичному невольнику, который целыми днями мог шляться по харчевням и публичным зрелищам и путаться с дешевыми проститутками, благо обязанностей у него было не так и много. Гораций своего раба Дава грозил отправить в деревню, и это для городских рабов была сильная угроза. Они прекрасно знали, как живется их собратьям в латифундиях. Конечно, разные люди относились к своим рабам по-разному, были чрезмерно жестокие хозяева, были и добрые, но раб оставался вещью, и никто не считал для себя зазорным отвесить ему оплеуху.
Сметливых рабов господин использовал не только как обслуживающий персонал. Он давал им возможность подрабатывать на стороне, и наиболее оборотистым даже давал деньги в рост. Таким образом, скапливалась сумма (рабу не возбранялось иметь свое кое-какое имущество и деньги), необходимая для выкупа. Господин охотно отпускал раба на волю, если получал от него хорошие деньги. Стоимость рабов, кстати, была разной. Марциал сообщает, что рабыню можно было купить за шестьсот сестерций, и это считалось недорого. Тогда в Риме, как и среди дворян в России в восемнадцатом веке, была мода на карликов, уродов и слабоумных, и они стоили дорого. У того же Марциала мы читаем шутку, что он купил дурачка за двадцать тысяч сестерций, а тот оказался умным парнем. Красивая рабыня могла стоить и сто тысяч, равно как и красивый раб. Некоторые покупали рабов, обучали их каким-либо редким и востребованным профессиям, архитектора, например, врача или ювелира, а потом продавали по более высокой цене. Процветал и такой бизнес, им, кстати, помимо всего прочего, занимался богач и адресат Цицерона Аттик.
Выкупившийся раб становился вольноотпущенником. Хозяин мог отпустить раба на волю и без выкупа, за его заслуги или просто по доброте душевной. Была практика и отпуска рабов по завещанию. В этом случае, во исполнение воли покойного, наследник вынужден был расставаться иной раз с большим количеством невольников и при этом платить пятипроцентный от их стоимости налог. Но и после того, как раб обретал свободу, он не расставался со своим прежним хозяином, который теперь становился его патроном. Он обязан был заботиться о своем прежнем рабе, помогал ему устроиться в новой жизни, представлял его интересы в суде и так далее.
Август не был сторонником такого массового отпуска рабов по завещанию, продиктованного чаще всего просто тщеславием или желанием насолить после своей смерти наследнику, по многим причинам. Кроме того, что при этом страдали интересы наследников, отпущенными на волю могли оказаться социально опасные элементы, а это уже грозило безопасности государства. Поэтому он законодательно (законы, принятые во втором году до Р.Х. и в четвертом после Р.Х.) упорядочил этот вариант отпуска рабов. Если у рабовладельца было от двух до десяти невольников, он мог отпустить на свободу половину, если от десяти до тридцати – одну треть, если от тридцати до ста – четверть, если рабов у хозяина было от ста до пятисот, он мог отпустить только пятую часть. А если и больше, то в любом случае больше сотни рабов отпускать на волю по завещанию не разрешалось. Кроме того, отпускались только те, кто этого был наиболее достоин. Тот, кто отличался дурным нравом и склонен к преступлениям, свободу получить не мог.
Если рабовладелец имел задолженность перед кредиторами, он не имел права отпускать рабов, то есть свое имущество, на волю. Молодые люди, не достигшие двадцати лет, могли отпускать своих рабов лишь по решению специальной комиссии, состоящей из пяти сенаторов и пяти всадников, которая решала, надо давать свободу тому или иному рабу или нет. И если даже юноша должен был как наследник отпустить рабов по завещанию, он также не мог этого сделать без решения комиссии, которая редко препятствовала освобождению от рабства кормилицы наследника или молодой девушки, на которой он решил жениться.
Эти ограничения касались отпуска рабов по завещанию, но были и другие формы. Хозяин писал ему отпускную в присутствии свидетелей, и все, тот мог считать себя свободным; в другом случае раба приводили к претору, касались палочкой в знак освобождения, хозяин поворачивал раба вокруг себя и давал пощечину. И платил пятипроцентный налог. И еще одна форма: один раз в пять лет, когда цензоры делали перепись, хозяин мог внести отпускаемых рабов в списки свободных граждан.
Конечно, законодательство в республиканский период отвечало интересам рабовладельцев, поэтому у них всегда были юридические способы вернуть вольноотпущенника к прежнему статусу. Хозяин, к примеру, освобожденного в домашних условиях раба, передумав, мог вернуть его себе в прежнем качестве. И хоть по Юниеву закону (семнадцатый год до Р.Х.) освобожденный в любой форме раб не мог быть возвращен хозяину, все же вольноотпущенник оставался связанным со своим прежним владельцем целым клубком всяких ограничений. Вольноотпущенник также не мог быть принятым в сословие всадников, если даже у него был необходимый ценз, не мог поступить в армию, его дочь не могла стать женой сенатора и т. д. Помимо этого, те освобожденные, кто подвергался наказанию хозяином или властями, не считались римскими гражданами и могли жить лишь в ста милях от столицы.
И все же институт отпуска на волю был, пожалуй, единственной в рабовладельческом обществе силой, которая сдерживала рабов от восстаний. Возможность стать свободным человеком стимулировала раба быть хорошим и послушным работником, во всем угождать хозяину, зарабатывать деньги для выкупа. То есть, если у раба были возможности, пусть и сопряженные с тяжким трудом и невзгодами, легальным способом обрести свободу, он не слишком стремился обрести ее революционным путем.
Однако, по-видимому, возможности волнений среди столичного населения, которое пополнялось путем отпусков на волю рабов, а их приходилось кормить бесплатным хлебом, двигали Августа к ограничению количества вольноотпущенников путем принятия тех законов, о которых шла речь. В то же время среди вольноотпущенников было много ростовщиков, торговцев, судовладельцев и прочих деловых людей, которые активно способствовали экономическому развитию империи, и не считаться с этим было нельзя.
Во время правления Августа не случалось таких мощных выступлений рабов, как в эпоху поздней республики (восстание Спартака, к примеру), однако, локальных случаев неповиновения рабов своему господину было немало, и в целях их искоренения принимались жестокие меры. В десятом году после Р.Х. был восстановлен старинный закон, по которому все рабы, находившиеся в доме в момент насильственной смерти хозяина, подвергались казни. Тацит описывает случай, когда в правление Нерона рабом был убит префект столицы Педаний Секунд, и все рабы, находившиеся в это время в его доме, а их оказалось четыреста, были казнены. По этому поводу в Риме случились сильные протесты и волнения.