Бегемот, притащивший, по привычке, жирную утку. Доложился, что на вверенной территории происшествий нет, и принялся трескать оладьи. С икрой. Кабачковой — как ни странно, котяра предпочёл именно её, презрев мясо, рыбу и икру красную. Видимо, не всё мы знаем о братьях наших меньших, не всё. Хотя, касательно Бегемота, эпитет «меньший» к нему подходил слабо. Даже, я бы сказал, откровенно хреновенько подходил…

После завтрака я посетил расположение насоса, оценить, как тот пережил ночной дождь. Всё оказалось нормально, размера тента хватало с избытком, но я решил, что столь ценному агрегату нужно полноценное укрытие — вдруг какой мертвяк забредёт? Это в лагерь местные кадавры заходить не должны, да и то — по утверждению оргов, а о береге ручья таких договорённостей не было.

Поэтому следующие часа два я сколачивал из жердей эдакую будку, на манер собачьей конуры, то есть ящика с покатой крышей. Верх откидывался на шарнирах, открывая доступ к самому насосу, в случае чего, и был крыт куском резинового шифера, утащенного с того берега ещё вчера, именно для этой цели. У меня была мысль полностью перекрыть нашу избушку, благо запасов данного кровельного материала там было с избытком, но, подумав, я отверг эту мысль: времени это займёт много, день, а то и два, а куковать нам тут осталось всего-ничего. По крайней мере, хотелось в это верить. Да и текущая крыша справлялась со своей задачей более чем. Как говорится, лучшее — враг хорошего.

Когда я вернулся в наш домик, Даша как раз закончила тушить утку с картошкой, и, несмотря на довольно раннее для обеда время, мы решили перекусить сейчас, чтобы не жрать сухомятку на том берегу в перерывах между отстрелами каких-нибудь тварей, а то и во время оных.

Обмундирование перед выходом проверяли особенно тщательно, и боеприпасов взяли тоже с избытком, даже фаустпатронов захватили три штуки, и запас гранат. Я не думал, что это всё нам пригодится, но пусть лучше приплывут с нами обратно, чем в самый нужный момент патроны закончатся, и придётся валить каких-нибудь ондатр-переростков сапёрной лопаткой.

На первый взгляд, на переправе ничего не изменилось. Мы так же ловко переплыли на тот берег, и, когда уже лодка чиркнула по песку, в глубине острова грохнул взрыв. Мы переглянулись.

— Судя по всему, «сюрприз» у ангара сработал. — я уже научился немного отличать гранаты друг от друга по звуку. — Немецкая «хлопушка», судя по всему. У них звук — как у петарды.

— Собаки? — Даша поёжилась. — Они такие мерзкие!

— Понятия не имею. — я пожал плечами. — Доберёмся — проверим.

Затащив лодку на берег и надёжно привязав (но так, чтобы можно было обрубить канат и отплыть в считанные секунды), мы осторожно поднялись на прибрежную скалку. На первый взгляд, ничего не изменилось — на территории объекта стояла тишина, и никакие стаи собак, как и любых других тварей, не носились по плацу.

— Бег, проведёшь разведку? — я опустил бинокль и взглянул на котяру. — Только верхами, не подставляйся, лады?

Котяра буркнул что-то в стиле «не учи ученого», несколькими гигантскими прыжками вознёсся на скалу и скрылся из вида. Мы же принялись ходить по гряде туда-сюда, пытаясь высмотреть хоть что-то в оптику с разных ракурсов, но никаких изменений не обнаружили.

Бегемот вернулся через несколько минут, потребовал КПК и отбил: «Адин псинна, падарвался, воляица дохлий, больша ничиво низаметил».

— Ну и отлично. — я убрал было наладонник в карман, но тут же, спохватившись, достал обратно и включил биосканер. — Осторожно выдвигаемся, сначала полностью прочешем территорию.

Полчаса мы проверяли ранее зачищенную площадь базы. В общаге нам встретились две крысы, но их Бегемот задушил походя, нам даже не пришлось стрелять. В остальном территория выглядела именно так, как выглядит заброшка, где за последний день ничего не изменилось.

Труп подорвавшейся на растяжке псины, как и крыс, стащили на старое место и сожгли. Затем мы принялись подробно изучать ангар, где местная тварь чуть не вскипятила нам мозги позавчера. Увы, ничего особенно интересного мы там не обнаружили, единственное — лабораторные журналы. Их мы захватили с собой, почитаем на досуге. Потом я вспомнил, что хотел посмотреть ещё бобины для магнитофона, и поднялся в кабинет, где вчера мы обнаружили сам агрегат.

— Мда. — я перебирал коробочки с лентами, читая названия. — С хронологией они вообще не заморачивались. «Ария» — «Герой асфальта» — это 1987 год, «Металлика» — «Черный альбом» — 1991, «Сплин» — «Коллекционер оружия» — 1996… Господа, ну как так-то, а? «Верба» и Оля Пулатова» — «Внутренний космос», это вообще, если не путаю, 2007! Они что, подборку делали по моему плей-листу во «Вконтакте»?

— Позор. — покачала головой Даша. — Кстати, ты заметил, на всей базе нет ни одного проигрывателя винила! И это в середине восьмидесятых!

— Кстати, да. Ведь тогда это был основной музыкальный носитель. А тут — ни аппаратуры, ни самих «пластов», хотя, по-хорошему, здесь всё должно быть ими завалено. Один магнитофон, и даже не в кабинете начальника! Бред. Короче, если процитировать Станиславского — «Не верю»!

Все записи я, разумеется, забрал. Немного пораскинув мозгами, мы решили закончить с катером, а каземат оставить на сладкое. И вот, ворота на пирс снова скрипят, нехотя распахиваясь, открывая нашему взору (и нюху) не особо приятную картину.

В нос ударил запах разложения — останки крабов уже начинали гнить, и деловитые чайки, снующие среди них, никак не успевали этому воспрепятствовать, хотя утилизация органики и проводилась ими ударными темпами. Поэтому мы вернулись внутрь базы, нашли на складе широкие снеговые лопаты и за десять минут сбросили смердящие потроха в воду — раки и так сожрут, они предпочитают пищу именно в таком виде. Обиженные чайки, конечно, разорались, ну да что нам до них?

К катеру подходили с опаской, посекундно фиксируя показания сканера. Чёрт его знает, с какой скоростью восстанавливается поголовье крабов? Но вот, мы уже стоим у борта, а на экране отображается лишь четыре отметки. Я не поленился, слез с пирса на отмель, на которой, собственно, и возлежал остов судёнышка, и прошёл до кормы, но ничего нового прибор не показал. Тогда я вернулся, забрался обратно на пирс, подошёл к носу катера и со всей дури забарабанил по корпусу.

— Эй, красноголовые! Есть кто дома? Выходи строится!

Реакция не заставила себя ждать. Моментально раздался стук хитиновых ножек, пробивающих гнилой металл, и мерное стрекотание, от которого мороз пробирал по коже. Мы отбежали примерно к середине пирса, там я подхватил наперевес предварительно подготовленный к стрельбе «MG» и, когда