головы в жемчугах, шелках и густо расшитых нарядах, однако большинство вело безопасное, но серое существование. Здешнее население составляло почти 4000 человек, при этом многие из тех, кто принадлежал к низшим звеньям, оказывались попросту рабами рабов.

Считалось, что поскольку у привезенных девушек в Стамбуле не было близких родственников, от них будет меньше беспокойства. Если возникали какие-то разногласия, под боком не было родных, которые могли бы вмешаться. А раз девушки не были мусульманками, то, в соответствии со всеохватывающим сводом исламских законов şeriat (по шариату), у них не было средств правовой защиты.

Однако для большинства домочадцев повседневная жизнь была такой же, как и при дворе других королевских семей того времени. Сексом в гареме султана, по-видимому, занимались, пока любимицы не беременели. После того как рождался ребенок мужского пола, секс обычно прекращался во избежание конфликтов. А еще для того, чтобы у этих единственных сыновей во дворце появились ревностные защитники. Богато украшенные родильные кресла регулярно перекатывали из гаремных апартаментов и обратно.

По примеру Мехмеда II в XV в. османские законодатели разрешили братоубийство: по вступлении на трон новый султан должен был убить своих братьев – стратегия, принятая ради предотвращения династической борьбы и дворцовых переворотов. Многие полагают, что именно благодаря тому, что принцип выживания самого подходящего был столь безжалостно узаконен, османский двор и обрел некоторую стабильность и силу, хотя, в конце концов, естественным образом и захирел.

Закон о братоубийстве вступил в силу. Дипломаты, один за другим, принялись отправлять жалостливые сообщения на родину. А в гареме престолонаследников, которых порой было по девятнадцать человек, душили шелковым шнурком или платком. Это была работа бостанджи, чьи коллеги с тем же названием все больше ухаживали за розами и мимозами в дворцовых садах или сидели на веслах в позолоченных kayik сулатана. Этот скорбный обычай нашел отражение в строках Шекспира, когда Генрих V, обращаясь к придворным с речью во время восшествия на престол, укоряет их:

…Я вижу, братья, К печали вашей примешался страх. Здесь английский, а не турецкий двор{806}.

После 1648 г. этот обычай применяли уже не так часто (известно, что в период с этого года и до 1808 г. был убит всего один принц), а с 1603 г. лишних престолонаследников держали в Кафесе, «клетке для престолонаследников» в гареме – многих с самого младенчества. Это было пожизненное роскошное заточение, по сути, своего рода домашний арест{807}. По достижении зрелого возраста обучение принцев прекращалось, и у многих из них очевидно начинали развиваться психические заболевания (известно о двух самоубийствах). Этих неугодных наследников тихо убивали. По некоторым оценкам, во дворце Топкапы задушили не меньше 78 принцев. Атмосфера, вероятно, была пропитана не только напряжением и страхом, но и надеждами – ведь братья и сыновья частенько «исчезали».

В этой замкнутой среде нередко случались эпидемии. Теперь, когда вместе собраны отдельные фрагменты текстовых свидетельств, все указывает на то, что в гареме либо от холеры, либо от туберкулеза умирало огромное число женщин и детей (в том числе сыновей и наследников султана). Однако и это не всё – султаны, с которыми у тех были регулярные родственные или сексуальные контакты, тоже болели. У Махмуда II, у Абдул-Меджида I, Абдулхамида II и Мехмеда VI – у всех были явные симптомы туберкулеза{808}. Вскрытие показало, что левое легкое Мехмеда VI Вахидеддина (его мать умерла от туберкулеза, а самого его свергли с престола в 1922 г., когда Османская империя пала) было разрушено туберкулезными бактериями. С притоком новых иноземцев – с невольничьих рынков или паломников (всякий раз инфекция, завезенная вернувшимися из Мекки и Медины, или приехавшими на празднество, уносила 60 000 человек) – в гарем, словно в чашку Петри, заносились болезнетворные бактерии{809}.

Одна из последних обитательниц султанского гарема, принцесса Айше, которая умерла только в 1960 г., в своих мемуарах писала, какой ужас она испытала, узнав, что ее няня умерла от туберкулеза после того, как ей принесли сверток с одеждой, первой ложечкой, карандашом и локоном ее ребенка: «Передо мной пронеслись различные моменты моей жизни. Я разрыдалась»{810}.

Глава 64. Кавказская раса

1453–1922 гг. (856–1341 гг. по исламскому календарю)

Грузинская кровь – лучшая на Востоке, а возможно, и во всем мире. В этой стране я не видел ни единого уродливого лица ни того, ни другого пола – одни лишь ангельские лики. Природа здесь была щедра на женскую красоту, какой не встретишь больше нигде. Мне кажется, невозможно взглянуть на них и не влюбиться. Невозможно нарисовать более очаровательных лиц или более совершенных фигур…

Сэр Джон (Жан) Шарден, «Путешествия»{811}

Иностранцамъ… запрещено заглянуть во внутренность клѣтки, въ которой заключены эти райскія птички.

Уильям Мейкпис Теккерей, «Путевыя замѣтки отъ Корнгиля до Каира, черезъ Лиссабонъ, Аѳины, Константинополь и Іерусалимъ»{812}

Суровая (для некоторых) действительность гарема едва ли помогала развеять царивший вокруг ажиотаж. Фантазирующие на тему секса писатели и псевдоученые возвели стамбульских женщин-невольниц до легенды. В конце XVIII в. зародилось твердое, но опасное, словно палка о двух концах, представление о том, что наложницы султана – исключительно белые и, в каком-то отношении, благословенные. Как ни дико, но именно репутация этих мужских компаньонок и сексуальных рабынь, которыми вовсю торговали на всей территории Османской империи, и является одной из причин, почему миллионы людей по всему миру и по сей день предпочитают именовать себя «кавказской расой».

В середине XVIII в., как раз когда торговля «белым золотом» развернулась не на шутку, из родного города в Нижней Саксонии (ныне центральной Германии) в Гёттингенский университет по разделенным высокими изгородями полям отправился увлеченный молодой немецкий ученый. В 1775 г. этот пылкий специалист по черепам, Иоганн Фридрих Блуменбах, опубликовал черновой набросок своей теории, «De Generis Humani Varietate Nativa» («О естественном делении человечества на разновидности»), поделив все человечество на пять «разновидностей»: монгольскую, эфиопскую,