безумным взглядом, словно оракул провозгласил: «Да не допустит Аллах, чтобы в 94 г. [т. е. 1094 г. по исламскому календарю, или в 1638 г.] этот парк и обнесенная стенами Вена попали в руки приверженцев ислама, потому что они разрушат все эти здания»{799}. Дервиш оказался пророком.

Одинокий, богато украшенный и расписанный павильон (Амказаде), в 1698 г. построенный великим визирем на азиатском берегу Босфора, до сих пор – еле-еле – стоит на своем месте. Это самое старое из сохранившихся деревянных строений города (в котором остались лишь общие покои) прилепилось у самого берега с подгнившими причалами, немного напоминая вьетнамскую рыбацкую хижину. Вот тут-то в 1699 г. и был подписан Карловицкий мир, согласно которому весьма значительные части владений Османской империи на законных основаниях передавались Австрии, Венеции, Польше и России. Условия договора обсуждались с одним из городских драгоманов. Отныне западным народам разрешалось восстанавливать и строить в столице христианские церкви.

Получив отпор на Западе, османы снова обратили свой взгляд на Восток. В 1689 г. Сулейман II отправил посла к могольскому императору Аурангзебу, но слегка опоздал. Павильон Амказаде, похоже, предвосхитил свой собственный трухлявый исход.

Османы оказались в незавидном положении. Открывались новые торговые пути через Манилу, а китайцы успешнее, чем прежде, пользовались морскими путями (судя по Селденской карте, составленной в XVII в. подробной карте Восточной Азии, обнаруженной в 2008 г. в архивах Бодлианской библиотеки Оксфордского университета){800}. Власть из столицы постепенно ускользала в руки небольших династий в провинциях. Османский двор западные источники изображали пародией на самого себя. И неудивительно. Так, будущего султана Ибрагима Безумного, которого с младенчества держали в заключении в кафесе, «клетке для престолонаследников» (нечто вроде позолоченной тюрьмы), предположительно накачивали афродизиаками. После чего этот сластолюбец, по рассказам, собирал девственниц, которым велел яростно сопротивляться, пока он их насиловал. Принцевы острова, эти прибежища для ослепленных изгнанников, были лишь первыми среди череды десятка архипелагов на севере, юге и западе, которые охотно служили местами ссылки. Некоторые представляли собой не более чем изолированные концлагеря, другие же несли успокоение представителям знатных или монарших семей, которые не вписывались в те политические игры, что велись при дворе.

Похоже, безопасности Стамбула угрожали стягивающиеся к городу, словно грозовые облака, природные и политические силы. Изменения климата отражались на урожае, из-за исламских правил наследования накопление огромных личных состояний становилось бессмысленным. В период между 1500 и 1800 гг. количество османских городов с населением в 10 000 человек практически не изменилось. Усиливающееся влияние Британской империи в Индии нарушило традиционные торговые пути в Азии. Время для начала дорогостоящих провальных военных походов в чужие земли было совсем неподходящим.

Янычары еще не осознавали этого, но распад войск во время отступления из Вены повлек за собой и начало конца корпуса янычар.

Так что же? Быть может, ход событий, наконец, кардинально изменился, и живущие к западу от Вены могли спать спокойно, не беспокоясь за свои дома, не тревожась, что их дочерям, сестрам, женам грозит опасность оказаться среди оргии в шатре паши или в гареме султана? В последние 200 лет торговля белыми людьми процветала, в основном, в Стамбуле и Каире, торговцы раскинули свои сети как в Азии, так и в Европе. И факт ее существования поражал воображение как жителей Запада, так и обитателей Востока.

Описания влиятельной женщины при османском дворе, mediatrix – от восторженных рассказов Томаса Даллама до ярких историй Эдварда Бартона – все это утвердило некий стереотип. И лишь в XVII в. большинство жителей Запада стали называть стамбульцев мусульманами, приверженцами ислама – прежде же они всегда были всего лишь «турками», «сарацинами» или «арабами».

Османов победили в бою, однако еще 200 лет они прекрасно себя чувствовали, будучи стержнем, на котором держалась вся международная торговля «живым» товаром, а также сама идея об «инаковости». На Западе же, во всех его уголках, мужчин – писателей, художников и дипломатов – до крайности интересовало, как живется в Стамбуле евнухам и находящимся под их присмотром женщинам султана. Стамбул стал синонимом явления, фантазий о котором было не меньше, чем фактов – этим явлением был восточный гарем.

Глава 63. Торговля белыми рабынями и «белая чума»

1348–1919 гг. (748–1338 гг. по исламскому календарю)

…[Дети] отправлялись вести счастливое и прекрасное существование в Стамбуле. А плата за их красоту, вполне вероятно, спасала их семью от голода или давала им порох и оружие, чтобы постоять за свою независимость.

Мориц Вагнер, «Путешествия в Персию, Грузию и Курдистан»{801}

«Живи в бриллиантах и роскоши, как жена султана».

Кавказская народная колыбельная{802}

Константинополь/Стамбул давно стал центром оживленной торговли секс-рабынями. В XIV в. из-за эпидемии «черной смерти» во всей Азии и Европе погибло колоссальное число жителей (по разным оценкам, от 75 до 200 миллионов человек). А значит, рабочую силу разного толка нужно было привлекать откуда-то еще. И вот венецианцы и генуэзцы, обладатели быстроходных океанских судов, спроектированных специально для надежной перевозки ценных грузов, направили стрелки своих компасов на восток. Лежащие за Черным морем земли оказались богатыми добычей. Крестоносцы подорвали торговлю на Среднем Востоке, обеспечив тем самым стартовую площадку для итальянцев – Италия стала идеальным местом для развития коммерческой деятельности, которую папское правление (на бумаге) осуждало.

Не знавшая пощады чума, вполне возможно, зародилась на Цинхай-Тибетском плато (сегодня специалисты считают, что «чумную палочку» распространяли не черные крысы, а блохи, живущие на теле азиатских песчанок) и перекинулась на запад по дорогам Шелкового пути. Теперь решение пришло оттуда же, откуда явилась и сама проблема. Бог с ними, со специями, отныне самый ходкий товар – люди.

Чтобы оценить масштаб этой незаконной торговли, нужно съездить в Поти, гавань у грузинского берега Черного моря. Этот город изначально был основан греками в те времена, когда Визант, по преданию, заложил Византий{803}. Сегодня порт Поти – центр транспортировки угля и зерна. Их перевозят в огромных контейнерах, зловеще заслоняющих черноморский горизонт. На восток вдоль побережья протянулись некрополи тех самых греков-переселенцев, приезжавших сюда – сначала на пробу, а затем, в VI–V вв. до н. э., целыми толпами. Говорят, именно здесь высадился Ясон с