перемещающейся легкой мишенью. Османы, уверенные в своей победе, упорно, в течение трех месяцев стояли здесь лагерем. Выжидая момента для атаки, янычары ночами подолгу пели свои военные песни: нестройная, напористо жизнерадостная какофония – фанфар и тарелок, барабанов и дудок – и в наши дни способна поднять боевой дух. На крепостные стены Вены выставили защитников: отряды из представителей разных народов Среднего Востока, Северной Африки и Украины.

В ночь перед первым крупным сражением османы устроили пир – словно уже понабрали военных трофеев. Великий визирь Кара Мустафа-паша поцеловал церемониальный меч, кинжал и высочайший указ, а герольды кричали: «Да сопутствует нам удача!» Развернули и подняли флаги и знамена – захват пространства перед самим захватом{790}.

Султан созвал в свой шатер великого визиря и других военачальников, приказывая им умереть за веру. Когда османы подошли к стенам, сквозь дым и грохот послышались крики: «Аллах! Аллах! Аллах!»{791} Осажденные венцы уже страдали от голода и болезней, османский порох делал свое дело, и на стенах уже появились отметины от пушечных ядер. 8 сентября христиане горячо праздновали Рождество Богородицы, дедушка венского императора Леопольда Фердинанд II объявил ее generalissima sacrale габсбургской армии. В сентябре закат в этих краях соломенно-желтый, луна пылает кроваво-красным цветом, а ветер гоняет по земле пыль. Сейчас же пыль поднималась от лошадиных копыт, колоссального рывка кавалерии.

В самую последнюю минуту соседние христианские правители отозвались на отчаянные мольбы венцев о помощи. В городе почти наверняка было 20 000 лошадей и всадников, а теперь, с прибывшим подкреплением, и христианская пехота выросла числом до 60 000 человек{792}. 9 сентября они пошли в атаку.

В хорошую погоду серые воды Дуная – само безмятежное величие. В верхнем его течении, где река Инн несет с Альп зеленые минералы, образуется мраморный водоворот. По ночам в ясных глазах испуганных лесных оленей, ондатр и выдр (а если повезет, еще и норок) отражаются факелы и яркие огоньки. На нависающие над водой ветки слетаются целые собрания бакланов. Должно быть, впервые все это повидали торговцы эпохи неолита, римские колонизаторы, сборщики налогов, священники-миссионеры и речные разбойники, промышлявшие на этом отрезке реки с древнейших времен.

А в 1683 г. на реке, за стенами Вены, произошло массовое кровопролитие. Сначала, как говорят, убили 30 000 христиан, взятых османами в плен, а затем, когда, вопреки всем ожиданиям, османов одолели в сражении{793}, 10 000 людей султана. В воде было столько мертвых тел, что кое-кому из османских солдат удалось бежать, перепрыгивая с трупа на труп.

Рассказы о победе над «турком» и о сценах, разыгравшихся на берегах Дуная, распространялись по всем уголкам Западной Европы, словно пожар, и были опубликованы для массового читателя: «…Император причалил к берегам Дуная, высадился выше моста, ведущего к городу, и вошел в Вену через Штубенские ворота… убрать такое количество трупов – турок, христиан и лошадей – за такой короткий срок было невозможно, и вонь на дороге стояла такая, что немудрено было возникнуть инфекции»{794}.

Много и с гонором рассказывали о том, что в османском лагере награбили столько стали, что можно было отлить 428 850 пуль. Взятые в плен после неудачной осады Вены османы стали прислугой при дворах западных монархов. Один из них, написавший мемуары «Some Memoirs of the Life of Lewis Maximilian Mahomet» («Немножко воспоминаний из жизни Льюиса Максимилиана Магомета»), был назначен хранителем личного кошелька короля Великобритании Георга I.

Ворота и стены Вены приобрели символическое значение. Твердолобые политические группы утверждают, что они «предотвратили задуманное 11 сентября». Однако хоть крепостные стены Вены и восхваляли как оборонительный бастион Запада и его представлений о себе, творили историю и отражали натиск османской армии не они. Османская артиллерия и порох сокрушили укрепления. Правителям Стамбула противодействовали не мощные камни, а единство христианской Европы, единство, которого когда-то так боялся Мехмед Завоеватель и которое теперь действовало против правителей Стамбула.

После поражения в Вене султан, понимая, как близок он был к открытию пути на Запад, пришел в ярость. В 1683 г. в день Рождества Христова в Белграде он отрубил голову великому визирю Кара Мустафе-паше{795}. В качестве меры жесткой экономии было запрещено продвижение по службе.

Русские, прослышав о бедственном положении османов, вышли из Москвы, прихватив миллион лошадей, 300 000 пехотинцев и 100 000 всадников[19]. Они намеревались нанести османскому режиму сокрушительный удар. В Стамбуле янычары, по-прежнему дерзко разгуливающие в своих увенчанных перьями шапках и с медными инструментами, снова взбунтовались, перебили вышестоящих офицеров и, ворвавшись в гарем нового великого визиря, убили его самого, покалечили его жену и сестру и протащили их по улицам города{796}. В Стамбуле осаду Вены и ее исход официально изображали так, словно никакой проблемы не было, словно на поле боя и вне его царил порядок.

Писатель и путешественник Эвлия Челеби – один из самых наблюдательных и увлекательных выразителей мнения родом из Стамбула{797}. К Эвлии (по его словам) во сне явился пророк Мухаммед и велел ему пешком исследовать весь город: «…Я начинаю рассказ о месте, где я родился, о предмете зависти королей, судовой гавани, о могучей крепости в провинции Македония – о Стамбуле».

Эвлия – один из тех, для кого стакан всегда наполовину полон. Про него говорили, что «он на все лады расхваливает каждую повозку и поет дифирамбы любому, кто накормит его»{798}. Некоторые называли его османским Геродотом. Эвлия с любовью писал об образе города, его тавернах, мечетях и его курильщиках. А когда он куда-то ехал (он сорок лет путешествовал по землям от Крыма до Черкесии, от Иерусалима до Судана), то сочинял восхитительно живые тексты, где описывал другие принадлежащие Стамбулу территории. Он описывал, например, ежегодный съезд воздушных гимнастов, или племена, в которых занимались сексом с нильскими крокодилами. С осуждением писал о свободном поведении венских женщин.

Эвлия Челеби был набожным и патриотичным (хоть порой и преувеличивал). Он служил в османской армии, а за двадцать лет до описываемого здесь похода был в Вене. Умирая в Каире, он сделал одну из последних записей – она относится к осаде 1683 г. Тон этих записей необычайно зловещий. Во время своей поездки в Вену в 1665 г. Эвлия выражал желание, чтобы Вена стала мусульманским городом, но один из членов их делегации, дервиш с