Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я обернулась к узнице, теперь она ни на кого не смотрела. Сидела, отвернувшись, и казалось, что вообще не обращает внимания на происходящее.
– Почему, Хенар? – спросила я ее, решив называть единственным знакомым мне именем. – Почему именно сейчас? Хотела ослабить Танияра? Но ведь он мог и не узнать о моей смерти, пока не вошел в Иртэген.
Женщина криво усмехнулась, но отвечать не стала. Кажется, с этой минуты она решила вообще с нами не разговаривать. Вздохнув, я подняла руку и, задумавшись, постучала кончиком указательного пальца по подбородку. Действительно, к чему было это покушение? Или я стала для них по-настоящему опасна? Когда там она отправила бляшку пастуху? Пастух прибыл через день после того, как Шулы наведался к нему, а попытка убить меня была еще через два дня. Итого – три дня. Значит, что-то произошло перед этим. Что-то такое, отчего Хенар решила действовать решительно и устранить угрозу.
– Хм…
И я усмехнулась, сообразив. Мое появление в ее доме. Сначала я насела на Мейлик, требуя открыть мне правду об отравлении, а потом мы пошли к «матери» третьей жены. Ее, кроме вопросов о сладостях, я расспрашивала и о прошлом. И уже второй раз я завела этот разговор, да и отравление… Стремительно обернувшись к узнице, я склонила голову к плечу и прищурилась.
А был ли вообще торговец сладостями? Я уже пришла к выводу, что эту женщину вряд ли можно смутить и заставить лестью купить то, что ей не нужно. А еще… Мейлик очень не хотела тогда, чтобы мы вместе шли к вышивальщице. Она старалась уговорить меня отложить визит и дать им подготовиться. Может, потому что те тэмгей она выдумала и нужно было подготовить «мать»? Хенар ведь и вправду была искренне удивлена, когда услышала про эти конфетки. И именно третья жена указала ей на полку и проговорила свою историю вслух. А наша узница соображает быстро, и потому достаточно легко повернула сказку тем боком, который позволял не указать на кого-то конкретного и снять подозрения с себя. И я поверила, потому что ожидала тайны из прошлого, которую от меня скрывают.
Я нахмурилась, пытаясь поймать мысль, скользившую по краю моего сознания. Помнится, когда я спрашивала у камней про отравление, они не дали мне ответа… Или дали?
– Ни на старом подворье, ни в доме матери, – прошептала я. – И она никуда не сбегала.
Если бы съела отравленные тэмгей, то это бы означало – ее отравили в доме матери. Яд был, и приняла она его именно там, но камни отвергли эту версию. И значит, никаких тэмгей она не ела. А тогда, получается, что Юглус был прав…
– Мама, – я обернулась к шаманке, – сколько надо принять тэрде, чтобы он подействовал спустя время и не причинил сильного вреда?
– Тэрде много не надо, – ответила Ашит. – И долго ждать он не станет.
Значит, тэмгей Мейлик должна была съесть перед возвращением на старое подворье, а не днем, как она говорила. А стала бы она так рисковать? Вдруг не успеют помочь? Сомневаюсь, что третья жена хотела умереть по нелепой случайности.
– Мама, а есть что-то, что похоже по действию на тэрде, но не так опасно?
– Есть такие ягоды, – ответила шаманка и едва заметно кивнула, одобряя ход моих мыслей. Я вновь прищурилась, заподозрив, что она уже давно знала ответы на вопросы, которые были заданы камням, но не говорила, потому что «время еще не пришло». Мать осталась невозмутима, никак не отреагировав на ход последних мыслей, направленных на нее. И я махнула рукой, только вопросительно приподняла брови, ожидая продолжения, и она не стала томить меня: – Ягоды челех. Опасные ягоды, дурные. Чтобы умереть, нужно съесть много. От пары штук будешь мучиться головной болью, а от горсточки покажется, что принял тэрде.
– Челех? – переспросила я и усмехнулась. – Выходит, Мейлик наелась этих ягод и вернулась на подворье, чтобы… А зачем, собственно? Кому она хотела этим навредить? Мне, Хасиль, Эчиль или всем разом? На что вы рассчитывали, Хенар? – я посмотрела на узницу. – Думали, что история с отравлением станет известна людям и вы подорвете доверие к каану и мне? Хватит таиться, говори.
Она обернулась, смерила меня тяжелым взглядом и вдруг, вскочив с тюфяка, бросилась ко мне с яростным воплем. Не добежала. Рырхи оказались быстрее. Все трое, они кинулись навстречу. Танияр и Берик успели только закрыть меня собой, когда узница повалилась на пол с разорванным горлом. Я гулко сглотнула и отшатнулась.
– Боги, – выдохнула я и ощутила спиной поддержку.
Обернувшись, я уткнулась лбом в плечо Илана. Он тоже встал, но раны не позволили ему двигаться быстро. Бывший советник на миг сжал мои плечи и отступил, почтительно склонив голову. Так и не подняв глаз, он вернулся на лавку, и на талию мне легли ладони мужа. Я прижалась к нему спиной и позволила себе короткий миг слабости – прикрыла глаза.
Однако сознание ждать не желало, я продолжала размышлять. И первое, о чем мне думалось, – у нас больше нет одной из обвиняемых. Что означал ее бросок? Жест отчаяния – это понятно, но почему она сделала это? Понимала ли, что рядом рырхи и они будут защищать свою «мать» при малейшем подозрении на опасность? Мои хищники готовы были накинуться на ягиров, только увидев меня сидевшей на траве, когда я подсматривала за Танияром. А тут… С явной угрозой, с криком, с нескрываемой яростью.
Впрочем, здесь находились не только рырхи, но и Танияр с Бериком. Оба они не могли не встать на мою защиту. И если телохранитель просто бы заслонил собой и принял удар, то дайн мог зайти дальше. Я помнила, как он был взбешен моим похищением и поначалу подозревал Селек с Архамом. Тогда я впервые видела черты Ягтыгура, проступившие